Роузи Кукла: Познание французского языка

И если бы не эта ее слепая настойчивость, а потом эта, не менее нелепая — ее свадьба, то она бы и сегодня жила бы себе, и жила….

— Жила бы со мной и c бабушкой! — я снова так прошептала…

Нет! Это ее бог покарал. Ведь, я же ее так просила, так умоляла!!!

Вспомнила, как я была против этого ее замужества.

А то, как же, такое могло случиться, чтобы молодая женщина и причем — красавица, вдруг с каким-то, мало знакомым французским мужчиной уехала, и куда — в Африку?!

Ну, не мало знакомым, а просто знакомым французом.…

Ну и что? И надо же было ему появиться? Ну, откуда ты объявился на нашу голову, каким злым ветром тебя занесло к нам? До сих пор я никак не могла успокоиться.…

Нет, я все же выпью еще…

Вино не ударило в голову, я его почти совсем не ощутила: ни вкуса, ни почувствовала его прелестей…

Так, стоп! Как там мне говорил Валериан: если водка уже не имеет вкуса и пьется, как простая вода, то.… А ведь он прав был, этот мой нахалюга — Валериан!

Может, от того я почувствовала, как постепенно начинает неметь мое лицо.…Встала и поняла, что я опьянела окончательно и меня слегка качнуло.

— Нет, никакая я не пьяная! Ну, не пьяная я!

Ого, думаю.… Это что же, я сама и всю эту бутылку вина?

Хорошо еще, что сдержалась и не закурила, а то бы меня… А впрочем, чего там, меня и так слегка покачивало, и словно какая-то волшебная вата укутала… Я, как в пелене тумана какого-то, не реальная и прямо, скажу вам, картина… Да, картина…

Глазами вокруг повела.… Ах, черт, меня что-то мутит… Тьфу ты! Теперь — не спать и главное, не закрывать глаза, а то меня точно стошнит. И как это я так набралась?

Я что же, спиваюсь? Нет…! Ну, я же не горькая пьяница? Ну, какая же я… Ну и что? Я же ее не залпом выпила, а потихонечку, в течение всей этой ночи… — пытаюсь себя оправдать.

Так, стоп! Лечь-то можно, только вот… И опять поплыли невольные воспоминания…

Она, ее француз, река Лимпопо и вода….

Утром. — Д. з…з…з!

Я его разобью! Нет, я его утоплю! — это я так в сердцах на будильник, который неожиданно резанул по ушам и стал таким противным, словно приставучий мужик! Нет, точно ведь, приставучим! Подумала и, еще не открывая глаз, пытаюсь его обезвредить и дать себе хотя бы еще полчаса… А будильник никак не успокаивался и, несмотря на все мои усилия его заткнуть и заставить отключиться, он все верещал и верещал так противно и мерзко….

— Ну, точно ведь, как мужик приставучий! Ну, ты у меня и получишь!

Все! Открываю глаза…

Яркий свет неприятно резанул глаза и заставил меня скорчить нелепую рожицу… Так, морщиться нельзя, нельзя, успокойся и потихонечку, а теперь давай уже открывай глаза….

— Ну, здравствуй! — так, кажется, надо говорить себе каждое утро?

Ну, так, так! И что? Даже на него рассердиться нельзя?

На кого, на кого? Да на этого, твоего противного Валерьяна! Вот, на кого!

Господи! Итак, каждое утро… — подумала про себя, раздирая глаза… И, конечно же, опухшие — после этой, очередной своей бессонной ночи, и такие, наверное, и еще с мешками…

Потом, все — как всегда… Единственное отступление в это утро, от заведенного ритма — то, что я надолго застреваю перед зеркалом. Еще бы! С таким лицом мне появляться на работе нельзя… Ну да!

— Я что же, старею? — и снова зависаю у зеркала перед своим отражением…

Нет! Я хорошая! Я милая, я добрая… Ну и что паутинки в уголках и мешки под глазами, как при месячных… Зато, вот какая я улыбчивая… Скорчила рожицу, выдавила из себя…

На меня уставилось довольно противное отражение, с кислой улыбкой до боли, до самых печенок знакомое…

— Ну и что, ты на меня с таким неприятным видом уставилась? Что?

Господи!.. — подумала… — я что же, схожу с ума? Сижу и разговариваю со своим отражением!

Нет! Никаких больше разговоров! Встала… Стою и чувствую себя словно развалина… И даже хороший макияж не может скрыть моего безобразного настроения…

Все! Не хныкать! Взять себя в руки и…

Давай уже, Жанночка, топай на свою работу ненаглядную… Иди уже! Пора!

Господи! Ну и капуха же я! — глядя на часы. А еще и неряха… — говорю про себя, оглянувшись на смятую и не застеленную постель, на раскрытый диван и фотографии, что так и лежат рассыпанные…

— Я потом уберу все, мамочка! Потом! Я люблю тебя, мамочка… — и снова неприятно и жалко закололо в носу…

— Так, ну и что там у нас? — спрашивает, как бы себя, Жаннет.