Эмма Беккер - Вкус любви

В Шателе он бросил на меня последний взгляд из-под своих длинных черных ресниц и принялся пробираться к выходу.

Я следила за его высоким силуэтом, пока он не скрылся из виду среди сотен незнакомых людей, но я знала, что он переходит на линию номер 4 и чуть позже выйдет из метро на острове Сен-Луи. Подъезд, цифры домофона, ключ, открывающий дверь в большую семейную квартиру, где его мать слушает рассказ о проведенном дне шестиклассника Адама. Месье вернется домой к девяти вечера, дети уже поужинают. Но они будут соприкасаться с ним тысячами других способов — когда отправятся чистить зубы или зайдут пожелать ему доброй ночи. И Шарль уснет, даже не вспомнив обо мне, я же ощутила дикое одиночество после того, как он вышел из вагона.

Плачь. Кричи. Смейся. Возвращайся к своей книге.

Мой подбородок начал дрожать, как у маленькой девочки, которую шлепнули по рукам. Я высоко, по самый нос, подняла воротник и до площади Нации жалобно всхлипывала под «Дивную ночь» Оффенбаха [4] Имеется в виду песня «Баркарола», из оперы Ж. Оффенбаха «Сказки Гофмана». , звучащую как нельзя кстати. Ничего лучше я придумать не могла.

«Лолита» Набокова. Именно эта книга подтолкнула меня к краю пропасти. Поразмыслив, я не нашла других виновников в своей библиотеке. Конечно, я читала и Сада, и Серпиери, и Манара, и Мандьярга, и Полин Реаж, но вовсе не из них я впитала эту порочность, бросившую меня в объятия Месье. Теперь я понимаю это со всей ясностью. Мне следовало держаться подальше от того старого пожелтевшего издания, лежавшего в гостиной. Из него я узнала все об определенном типе мужчины с поседевшими висками, который, умирая со скуки в светском обществе, устремляет свои взгляды на девочек, о том, как в нем растет вожделение к юному, уже не детскому, но еще и не женскому телу. Я все поняла про его крест, про то, сколько сил требуется, чтобы нести это пристрастие по опасным тропам нимфеток. Под благородными бровями ответственных мужей я научилась считывать непреодолимую тягу к пороку, поклонение этим божествам с маленькой острой грудью и распущенными волосами, тем, что они прозвали Лолитами.

Лолита. Требовательная не по годам, ревнивая собственница, ведущая бесконечный бой (выигранный заранее) против всех остальных женщин, над которыми доминирует своим ростом метр сорок, единственным носком, длинными хрупкими конечностями. Заметим, что переход от вымысла к реальности дает нам конкретный возраст нимфетки, в котором она «умирает» для Набокова (даже хуже, чем «умирает», — поступает в лицей). Это пятнадцать лет.

Мужчины, о которых идет речь, с важным видом расхаживают в своих строгих костюмах, но в отчаянии падают на колени перед милыми крошками — по причинам, необязательно ужасным, однако кажущимся грязными простому народу. Нежная кожа. Попка и груди, крепкие как яблочки, брызнувшие соком в физиономию Ньютона. Коварная невинность. Наивные бесстыдные пальчики, маленькие волнующие ручки, бог весть каким чудом умудряющиеся сдерживать смятение, это их совершенно не трогает. А они орудуют ими с почти детской дерзостью — только представьте, что они еще не держали ничего крупнее орехового батончика (есть нечто чувственное в том, как подносят ко рту такое лакомство). Взгляды, брошенные наугад словно гарпуны. Решение, которое принимают при встрече с мужчинами, выдерживая их влюбленный взгляд на улице, семейных обедах, среди родительских нотаций — везде, поскольку любопытство заставляет их забыть о всяком стыде и даже учтивости.

Теперь мне известно все об интересе мужчин к этим созданиям, но что мы знаем о мыслях самих нимфеток? Что уводит их от длинноволосых юношей в объятия скандальных оригиналов — их отцов?

Набоков так и не поведал нам, что же творилось в голове Ло, когда она уселась на Гумберта в то тусклое летнее утро. Ни зачем, несколькими страницами раньше, она прыгала на его коленях, почти теряя трусики, без умолку чирикая, в то время как ее преступный обожатель незаметно пытался сдержать почти подростковое излияние чувств. Мне очень не хватало этого параллельного рассказа, будоражила невозможность узнать, во что превратилась бы та история, если бы слово дали Лолите.

Нет, я не ищу себе никаких оправданий — в любом случае я чувствую, что они бесполезны, — но мне все же кажется: именно в познавательных целях я впервые попала в постель сорокалетнего мужчины. Это произошло в октябре. (Я не беру в расчет невинные шалости с молодым начальником предприятия, когда мне было пятнадцать лет: лишь мужчины после сорока. Те, кто считает, что это легко, ничего в том не смыслит, — если только нимфетки не обладают ультрапроницательным умом, который, видимо, утрачивают впоследствии, поскольку ни одна из моих знакомых девчонок никогда не смешивала эти две расы.