Пьер Луис - Афродита

— Мои губы — словно края горящей раны.

— Твой язык — это окровавленный кинжал, поранивший твой рот.

— Мой язык украшен драгоценными жемчужинами. Он пылает от желания обладать моими губами.

— Твои ноги и бедра — два белых слоновьих бивня, несущих твои ступни, словно два красных цветка.

— Мои ступни — словно два лепестка водяной кувшинки, мои ноги и бедра — словно стебли и бутоны кувшинок.

— Твои груди — словно два серебряных щита, выступы которых закалены в крови.

— Мои груди — это луна и ее отражение в озере.

— Твой пупок — словно глубокий колодец в пустыне из розового песка, а низ твоего живота — словно молоденький козленок, лежащий у чрева своей матери.

— Мой пупок — это круглая жемчужина на опрокинутой чаше, а мое лоно — это ясный месяц над лесом.

Настала тишина. Рабыня опустилась на колени, склонила голову.

Куртизанка продолжала:

— Моя сердцевина — словно пурпурный цветок, полный меда и благовоний. Она — словно морская актиния, подвижная и в то же время ленивая. Она — сырой грот, она — теплое пристанище, она — убежище, где ждет отдых на пути к смерти.

Падая ниц, индуска тихо прошептала:

— Она ужасна. Это лик Медузы.

Кризи воздвигла ступню на затылок поверженной рабыни и, вся дрожа, промолвила:

— Джала!..

Постепенно опустилась ночь; но луна светила столь ярко, что вся спальня казалась заполненной голубоватой дымкой.

Обнаженная Кризи рассматривала свое тело, на котором играли лунные блики и глубокие тени.

Внезапно она резко поднялась.

— Джала, прекрати! О чем мы думаем! Уже ночь, а я еще не выходила. Теперь я не найду никого, кроме подгулявших матросов. Ответь, Джала, я красива? Ответь, Джала, красивее ли я сегодня, чем всегда? Не правда ли, что я красивее всех женщин Александрии? Не правда ли, тот, кто заглянет в мои глаза, будет отныне следовать за мною повсюду, как покорный пес? Не правда ли, я сделаю с ним все, что захочу, даже превращу его в раба, если на то будет моя воля... мой каприз... и что от любого я могу ожидать беспрекословного повиновения? Одень меня, Джала.

Вокруг ее рук обвились две серебряные змейки. На ее ноги надели сандалии, на голенях перекрестились кожаные ремешки. Она сама застегнула под своим горячим животом пояс девственницы, который шел от поясницы до потайных линий паха; в уши она продела большие серьги в виде колец, на пальцы нанизала перстни; шею украсили три золотых ожерелья, отчеканенных в Пафосе рабами при Храме.

Какое-то время она рассматривала себя — еще обнаженную, но уже украшенную драгоценностями; затем достала из ларца просторную легкую накидку из зеленого льна и завернулась в нее до самых пят. Складки ткани ничего не скрывали, но все подчеркивали. Один из локтей прятался под туникою, а другая рука оставалась обнаженной и слегка приподнимала подол, чтобы он не волочился по пыли.

Она взяла свой веер из перьев и вышла.

Стоя на ступенях, опираясь о белую стену, Джала смотрела, как удаляется куртизанка. Она медленно шла мимо домов, по пустынной улице, залитой лунным светом. Легкая тень колыхалась позади.

На Александрийской дамбе пела какая-то певица. По обе стороны от нее сидели на белом парапете две девушки и играли на флейтах.

Девушки, игравшие на флейтах, вторили: — Эрос! Эрос!

— Эрос! Эрос! — пронзительно вторили флейтистки.