Пьер Луис - Афродита

Деметриос осторожно пошевелил коленом, на котором устроилась Кризи, и заставил ее подняться. Встал сам, оправил одежды, вскинул на плечо полу тоги и тихо проговорил:

— Нет... Прощай.

И неторопливо направился прочь.

Кризи, ошеломленная, стояла с приоткрытым ртом и повисшими руками.

— Что? Что? Что ты сказал?..

— Я сказал: прощай, — произнес он, не повышая голоса.

— Значит, это не ты...

— Я. Я ведь обещал тебе.

— Тогда... я ничего не понимаю.

— Дорогая, мне безразлично, понимаешь ты или нет. Поломай свою хорошенькую головку над этой загадкою. Если все, что ты сейчас сказала мне, правда, твои размышления будут долгими. Прощай.

— Деметриос! Что я слышу? Да ты ли это? Объясни, заклинаю тебя, объясни, что произошло меж нами?!

— Тебе нужно сотни раз повторять одно и то же? Да, я похитил зеркало; да, я убил Туни, чтобы завладеть гребнем; да, я снял с шеи богини жемчуг. Я должен был уплатить этим за твое тело. Высоко же ты оценила себя! Но теперь ты потеряла для меня свою ценность, я больше ничего не прошу, давай расстанемся. Я даже восхищен, что ты напрочь не способна понять эту ситуацию, которая, однако, чрезвычайно проста.

— Оставь все это себе, все эти вещи! Разве я говорю о них? Разве я прошу их? Разве они мне нужны? Я хочу только тебя...

— Да, я знаю. Но... но беда в том, что я больше не хочу ничего. Для любви нужно желание двоих, и боюсь, у нас с тобою ничего не получится. Я пытаюсь объяснить, но ты все равно не поймешь. Прими все как оно есть, не пытайся понять непонятное, это не для тебя. Давай покончим с этим, иначе я могу сказать кое-что, не очень-то тебе приятное.

— Тебе наговорили на меня!

— Нет.

— Да! Я вижу! Тебе наговорили на меня, не отрицай! У меня есть враги, Деметриос. Не стоит их слушать. Клянусь богами, они лгут.

— Я их не знаю.

— Поверь мне, о, поверь, любимый! Какой смысл мне тебя обманывать, если я не хочу от тебя ничего, кроме тебя самого?

Деметриос заглянул в ее глаза.

— Слишком поздно. Я уже обладал тобою.

— Ты бредишь... Когда? Где?

— Нет, это правда. Я обладал тобою, а ты и не знала об этом! Все свои ласки ты уже расточила на меня — сама не ведая об этом. Сегодня ночью я уже был с тобою в той стране, куда ты хочешь меня увезти. О, да ты настоящая красавица, Кризи! Но... я вернулся из этой страны. Ничто и никто больше не заставит меня оказаться там вновь. Нельзя дважды быть счастливым одним и тем же счастьем. Я не хочу смешивать воспоминания. Наверное, ты ждешь благодарности? Но ведь я любил лишь твой призрак, поэтому тебя не имеет смысла благодарить.

Кризи схватилась за голову.

— Но это отвратительно! Отвратительно! И ты не стыдишься этого?

— Не спеши с выводами. Я сказал тебе, что видел сон; но уверена ли ты, что я спал? Я сказал тебе, что был счастлив с тобою, но уверена ли ты, что грубое физическое обладание тобою, которое, вообще говоря, не отличается от обладания другой женщиной, — уверена ли ты, что это счастье? Увы, и тебе незнакома прелесть тихой мелодии в любви, все вы предпочитаете оглушительную музыку... А вот образ твой — образ, Кризи! — настолько очаровал меня, что я предпочел тебя богине, и там, в том сне — или не сон то был? — я понял, что не ошибся. Поэтому я не позволю, чтобы реальность разочаровала меня.

— А я? Как быть мне? Что же делаешь ты со мною, которая все еще любит тебя, несмотря на все эти ужасные слова? Ты говоришь, что был счастлив со мною, — но ведь меня ты не осчастливил! Ты украл у меня это счастье, ничего не дав взамен. Ох, я с ума сойду от всего этого!

Деметриос помолчал немного, а потом произнес совсем другим голосом — не насмешливым, а трепетным, взволнованным, исполненным боли:

— Задумалась ли ты о том, что может статься со мною, когда, воспользовавшись внезапной страстью, помутившей мой рассудок, потребовала выполнить три твоих желания, которые могли закончиться для меня гибелью или позором?

— Если я все это затеяла, то лишь затем, чтобы уловить тебя в свои сети. Если бы я отдалась тебе сразу, ты сразу и бросил бы меня.

— Хорошо. Можешь быть довольна. Пусть ненадолго, но ты все ж уловила меня в сети того рабства, о котором мечтала. Мучайся же, ибо сегодня я свободен от него!

— Теперь я стала рабыней, о Деметриос!

— Неважно кто, но один из нас всегда раб — тот, кто любит другого. Рабство! Рабство! Вот истинное имя страсти! У вас в голове лишь одно: вашей слабостью сломить силу мужчины, чтобы ваша ничтожность управляла его разумом. То, чего вам хочется, едва начинают расти ваши груди, так это привязать мужчину к себе вашей подвязкой, наступить ему на голову вашей сандалией! Вы способны заставить мужчину забыть о его призвании, сломить его волю, унизить его, вы даже Геракла способны усадить за прялку. А если вы не в силах сломить мужчину, вы готовы обожать его кулак, избивающий вас, его уста, оскорбляющие вас. Вам нужно, чтобы или ноги ваши целовали, или насиловали вас. Тот, кто не рыдает, когда вы его покидаете, может вас хоть за волосы тащить обратно: ваша любовь возродится из слез, но единственное, что по-настоящему может унизить вас, так это невозможность ввергнуть мужчину в рабство, невозможность сделать его своей тряпкой или своим палачом, какая разница! Главное — своим!