Ирэне Као - За все грехи

– Ты так рано, милая? Я думал, ты будешь к вечеру…

На пороге появляется Джорджо в своих клетчатых бермудах, мятой рубашке и простых сандалиях. Он вытирает руки, испачканные клеем, пропитанной растворителем салфеткой.

– Знаю, дядя, – шепчет Линда, крепко обнимая его и целуя в обе щеки. – Просто я поссорилась с Бози и не могла оставаться в офисе.

Джорджо глубоко вздыхает, и на его лице появляется хорошо знакомая Линде улыбка.

– Так-так, и из-за чего же вы поссорились?

– Да так, глупости, – пожимает она плечами. – Ты ведь знаешь: я терпеть не могу, когда мне возражают, когда я работаю над проектом, – добавляет она с нажимом, устремив на дядю упрямый взгляд.

Тот качает головой.

– И не только когда работаешь… – он добродушно треплет ее за щеку.

На самом деле он обожает непокорный характер своей племянницы и вообще таких людей, как она, которые за словом в карман не полезут.

– Пойдем, покажу тебе шкафчики для твоей библиотеки. Остался один, и все!

– Как с тобой здорово, дядя! Все-таки есть хоть один человек, который делает все именно так, как мне нравится! – довольно вздыхает Линда.

Настроение у нее меняется так же быстро, как обувь.

Она входит в дом и сразу погружается в насыщенный аромат пчелиного воска. Знакомый скрип деревянных полов, запах старинных вещей, стены, увешанные репродукциями, картинами, мозаичные наличники…

В комнатах множество любопытных предметов. Джорджо много лет выискивал в комиссионных магазинах, на блошиных рынках и интернет-сайтах винтажные вещи, аксессуары и произведения искусства для интерьера своей берлоги.

Картины и бронзовые статуи на пьедесталах соседствуют со стопками журналов, древними восточными коврами, старинными часами, аптечными вазами начала двадцатого века, канделябрами и хрустальными люстрами. И во всем видна частичка его души. Как каждый уголок вселенной живет своей жизнью, так и в голове Джорджо Оттавиани постоянно что-то происходит.

Свет, проникающий через огромное арочное окно, освещает стены лаборатории, выполненные в стиле кракле. С потолка свисает экзотическая люстра из латуни и керамики; по всей комнате разбросаны рабочие инструменты, деревянные формы для изготовления копий висят на железной рамке рядом с рабочим столом, усыпанным разнокалиберными гвоздиками.

– Вот он, – говорит Джорджо, указывая на шкафчик библиотеки, прислоненный к стене.

Линда подходит к шкафчику и гладит его с такой нежностью, словно это шелковое платье.

– Дядя, это великолепно! Ты проделал такую работу…

Она испытывает физическое удовольствие от прикосновения к дереву, ей хочется его понюхать, но вдруг она замечает ящик, лежащий на полу поверх нейлоновой пленки.

– О боже! – вскрикивает Линда, приседая на корточки.

– Не трогай, я его только что покрасил…

Линда поворачивается к дяде и с обожанием смотрит на него.

– Именно такой цвет я и хотела, – произносит она, и в ее голосе слышится искренняя благодарность.

– Не слишком синий, но и не голубой, – откликается Джорджо и подмигивает племяннице.

– Но как ты узнал? Я ведь тебе ничего не говорила… – С этими словами Линда кладет руку ему на плечо. – Как хорошо, что с тобой не нужны слова, дядя, ты читаешь мои мысли!

– А ведь ты еще не видела самого главного!

Джорджо направляется к рабочему столу и медленно достает из коробки ручку из белого каррарского мрамора.

Лицо Линды озаряется.

– Это для ящика?

Джорджо кивает.

– Ну все, я сейчас расплачусь!

Но вместо этого она смеется, как ребенок.

– Пойдем, выпьем по бокальчику красного, – зовет ее Джорджо. – Через полчаса ящик высохнет… и ты сможешь забрать все домой.

– Спасибо, дядя.

Глаза у Линды блестят. Все-таки день удался.

– Не знаю, что бы я без тебя делала.

И она идет вслед за ним, считая себя самой счастливой племянницей на свете, потому что может разделить с Джорджо свои страсти и увлечения.

Они приходят на кухню, где обеденным столом служит не что иное, как спиленный ствол тысячелетнего дуба.

Джорджо наливает два бокала «Каберне Фран», затем достает выдержанный козий сыр с ароматом орехов и «Траминер» и нарезает ломтиками домашний хлеб.

– Попробуй, – он протягивает ей сыр на кончике ножа.

Разумеется, она не отказывается. Она любопытна и обожает необычные запахи не меньше, чем цвета и формы.

– М‑мм… вкуснятина, – говорит она, смакуя кусочек.

– Это мне Фаусто принес, – говорит Джорджо, и глаза его блестят, когда он произносит это имя.