Дара. Анонимный викторианский роман

Не успел я закончить высказывать ей свое восхищение, как она повисла у меня на руке.

— Скажи, что тебе нравится, Элмер! Скажи, что тебе нравится наш дом! Это ведь уютная комната, ведь правда, скажи мне?

Я крепко обнял ее и, нежно поцеловав в губы, заверил ее, что она сотворила настоящее чудо. И за такое короткое время! Я сказал, что мы, конечно же, будем счастливы вдвоем в таком уютном доме. Посмотрев на кровать, я мечтательно добавил:

— И постель здесь действительно как раз подходящего размера…

За свои слова я был вознагражден трижды: поцелуем в губы, потом еще одним — в шею и возгласом: «О Элмер, я так тебя люблю!».

При красноватом свете огня, пылавшего в камине и игравшего теплыми бликами на наших лицах, мы выпили кофе и, целуясь и обнимаясь, вдвоем перебрались на одно из наших больших кожаных кресел. Огонь горел скорее ради уюта, чем ради тепла — ночь была совсем теплая, если не считать легкого бриза, веявшего со стороны озера.

Через какое-то время Дара слезла с моих коленей и, объявив, что пора ложиться в постель, начала раздеваться. Раздевшись донага, она подошла поближе и встала передо мной, всматриваясь в мои глаза, как будто пыталась прочитать по ним мои мысли. В первый раз за все время нашего знакомства она казалась робкой и немного неуверенной в себе. Она ждала моего одобрения. До этого момента мы занимались любовью только на траве, и она всегда просто задирала юбку. Так что я впервые видел ее совершенно обнаженной. На ее гладкой бархатистой коже нигде — от стройных щиколоток до зарумянившихся щек — не было ни одного изъяна. Она напрасно тревожилась: от совершенства ее форм, от мягких изгибов ее талии и ягодиц, от роскошных округлостей ее полных бедер у меня перехватило дыхание. Я сидел, не шевелясь, совершенно зачарованный и покоренный ее красотой.

Я крепко обнял ее…

Когда она увидела, какой эффект произвела на меня ее нагота, к ней вернулись веселье и уверенность в себе, и она принялась, соблазнительно прогибаясь и извиваясь всем телом, танцевать вокруг меня. Наклоняясь ко мне, она часто подрагивала упругими бедрами, грудью и задом, а потом вдруг распрямилась, подняла к потолку тонкие руки и потянулась, как будто нежно лаская кончиками пальцев что-то у себя над головой.

Я тяжело дышал, вожделение и восхищение одновременно охватывали меня, когда я смотрел на ее тугие, белые, как сливки, грудки с торчащими розовыми сосками, которые весело и призывно вздернулись к небу, когда она всем телом отклонилась назад.

Когда я начал поспешно освобождаться от одежды, она подошла к креслу, в котором я сидел, и встала перед ним на колени с намерением помочь мне стянуть с себя брюки, но тут ее внимание привлекло кое-что другое — то, что в этих брюках хранилось.

— Какой мягкий, какой чудесный! — воскликнула она, обхватив мой член жадными пальчиками, пожимая его, покрывая ласками и поцелуями. Когда он начал подниматься и тяжелеть у нее в руках, она обвила его у основания двумя пальцами, а другой рукой нежно сжала его головку.

Она восхищенно смотрела на то, как он быстро растет.

— Какая громадина, а? — радостно прошептала она, как будто приглашая меня присоединиться к ее восторгам по поводу моего увеличивающегося члена.

Она сняла с головы желтую ленту и завязала ее бантом у его основания. Когда он вздрогнул от ее прикосновения, она смешно нахмурилась и, погрозив пальцем, сказала:

— Не будь таким нетерпеливым, непослушный мальчишка.

Но тут же она, наклонившись, тихонько поцеловала его в самый кончик.

— Я не заставлю тебя ждать слишком долго… Ты получишь все, что захочешь, и даже немножко больше, Но сейчас, пожалуйста, подпрыгни вот так же еще разок. Мне ужасно нравится, что ты такой сильный и своевольный.

Усевшись на корточки, она выжидающе на него посмотрела. Я присоединился к ее игре и дернул им еще раз. Заливаясь смехом и хлопая в ладоши, она требовала повторения.

— Еще разочек! Ну… давай же! Еще, еще! Хочу еще раз посмотреть!

Я послушно шевелил им, пока не устал от этой игры. Наконец, я сделал движение в сторону постели, но она одной рукой ухватила меня за член, а другой толкнула обратно в кресло. Она обвила его напряженный ствол, на котором вздулись голубые вены, своими тонкими пальцами и, протолкнув между пухлыми губами его головку, стала перекатывать ее по скользкой ложбинке гостеприимно прогнувшегося язычка.