Мэри Уэсли - Опыт воображения. Разумная жизнь

— А, малышка, как дела? Хочешь мороженого? Клубничное, ванильное, шоколадное. А месье? Здравствуйте, месье. — Он пожал руку Космо. — Что выберете?

Космо выбрал шоколадное, Флора — клубничное.

— Ты часто сюда ходишь?

Она явно была любимой посетительницей.

— С мадам Тарасовой.

— А-а.

— Один или два раза была с мадемуазель.

— Ага.

— Мадам Тарасова переделывает платья жене хозяина. Она быстро толстеет. — Флора округлила перед собой руки, изображая большой живот. — Мадам Тарасова их расставляет.

— Ага, ясно.

— Хозяин любит толстых дам.

— А мадам Тарасова учит тебя играть на пианино?

— Русскому учит. И потом они ее просили натаскать меня по математике перед школой.

— А где твоя школа?

— Нигде. Я пойду осенью.

— Так ты еще не ходила?

— Нет.

— А в какую собираешься?

— Ну, какую они выберут.

— Своеобразно.

— Почему?

Ей казалось, все равно, какая школа.

— Ну, странно, что ты не знаешь, куда пойдешь учиться.

— Они решают. Она будет в Англии. Я не могу жить с ними в Индии из-за климата.

Космо подумал, как странно Флора называет родителей — „они“. Он вспомнил и про Бланко, который называет своего кузена Типом или Чоузом.

— Нас с Мэбс обычно везут показать школу, понравится или нет.

— Ну, вы другие.

Чувствуя себя и впрямь другим, Космо сказал:

— А мадам Т. научила тебя триктраку?

— Да, мы играем. Когда сыро и Игорь не хочет гулять.

Они смотрели, как лодки подпрыгивали на воде, пока Жюль не принес два больших мороженых и не поставил перед ними. Флора выпрямилась на стуле, опустила ноги, чтобы они доставали до пола. Она ела мороженое, растягивая удовольствие.

— Иногда я гуляю с собакой Жиля.

— Это та, с которой я тебя видел в первый раз?

Космо вспомнил ту дурную собаку, с которой Флора мучилась на пляже за Сен-Энога.

— Та — кюре из Сен-Бриака. — Она вспомнила их первую встречу. — Собака Жиля — мастиф.

— Правда?

— У очень занятых людей нет времени дрессировать своих собак. — Она ела мороженое понемножечку, маленькими глотками, чтобы оно не кончалось так быстро.

— Там прекрасный пляж, — сказал Космо, — я наблюдал за птицами. Мне кажется, на таком берегу должно быть хорошо песчаным угрям.

— Так и есть.

— А что значит „макеро“? — не сдержал любопытства Космо.

— Сутенер, — сказала Флора.

— А ты знаешь, что это такое?

— Это невежливое слово.

— Да уж нет.

— Он вонял. — Она с сожалением положила ложку на блюдце и втянула воздух, долетавший из гавани. Веревки, смола, рыба, соль, водоросли, сети, которые сушились. Она заполнила свои легкие. От хозяина того магазина пахло отвратительно. Она задержала дыхание, вспомнив зловоние в родительской спальне, когда она, убежав от служанки, влетела к ним, чтобы сказать: „Доброе утро“. Они завопили, чтобы она убиралась вон, и заодно выбранили прислугу. — Мне этот запах не нравился еще в Индии, — сказала Флора.

Космо спросил:

— Хочешь еще мороженого?

— Нет, спасибо. Было вкусно.

— Тогда поедем обратно.

— Замечательно. Спасибо за все.

Космо подумал, что она, наверное, прислушивается к тому, как говорят люди, потому что некоторые фразы она произносила точно, как его мать.

Когда на катере возвращались в Динар, Космо сказал:

— А почему бы нам не устроить вечеринку и всеобщий праздник на пляже? Прощание с каникулами. Накопать угрей, разжечь костер, поджарить. Они очень вкусны с хлебом и с маслом. Мои родители, твои родители, и Шовхавпенсы, и все дети. Вот было бы весело, правда?

— Да, — ответила она, но равнодушно.

Когда они вошли в бухту, он сказал:

— Может, мы с Бланко возьмем тебя поиграть в триктрак?

— О да! — сказала она. И ее лицо просияло.

Каникулы, как им и полагается, начинаясь, предвещали много удовольствий. Но сейчас они сжимались, как резина, до их конца оставалось только десять дней.

Идея Космо о грандиозном пикнике быстро получила свой приговор. Изменилась погода. Задул неласковый ветер с востока. Лил дождь не переставая, и люди едва не валились с ног, а сточные канавы превратились в бурлящие реки. Дети, которым приходилось ехать из Сен-Мало, мучились морской болезнью. Семейства не высовывали носа, играли в детские карточные игры или в шахматы и шашни. Они отваживались только добежать до кинотеатра или до казино. Молодые люди почти не виделись.

Три младшие голландские дочери Мэри, Дотти и Долли уехали из „Марджолайн“ к мужьям в Гаагу и Амстердам. Компания за центральным столом сократилась до десяти, иногда даже до восьми, поскольку Феликс и Элизабет, несмотря на погоду, уезжали в пригороды к своим менгирам. Порой они забирались так далеко, что ночевали там же. Элизабет, как стало известно, писала диссертацию. В такие вечера Мэбс и Таши не ходили в казино: какой смысл шлепать под дождем, если там нет Феликса, который пригласил бы их танцевать фокстрот и чарльстон. Мальчишки-школьники, предлагавшие свои услуги в качестве партнеров, получали отказ. Они не умели танцевать, они наступали на ноги, портили туфли и от них пахло потом. Но эти юные любительницы магазинов готовы были и в такую погоду, прыгая через лужи, метаться от шляпных магазинов к галантерейным в надежде привлечь предмет своей страсти прелестными нарядами.