Тереза Ревэй - Твоя К.

Удивительные сюрпризы иногда преподносит жизнь. Сара хотела отказаться от этой поездки в Париж, не желая расставаться с семьей даже на несколько дней, но Макс убедил ее поехать. «Необходимо, чтобы газеты упомянули твое имя, — настаивал он. — О тебе снова заговорят. Самое главное — оставаться на виду». Она не осмелилась возразить, хотя сомневалась, что ее известность поможет ей, ведь она еврейка. За два проведенных в Париже дня она в полной мере осознала, насколько невыносимой и рабской была атмосфера в Берлине. Проведя ночь в раздумьях, она пришла к заключению, что должна вывезти семью из Германии. Ее больная мать отказывалась уезжать сама, но настаивала на том, чтобы дочь и внуки уехали. А Виктора она сможет убедить последовать за ней. И вот теперь она случайно столкнулась с этой женщиной, фотографии которой все еще украшали студию Макса.

Сара обрадовалась, что Ксения смогла перебороть свою неловкость и непринужденно вела ее за руку. Они достигли площади Трокадеро, где зашли на террасу кафе. Ксения подозвала гарсона в длинном белом переднике и попросила принести два коктейля с водкой. Сара попробовала отказаться, но русская непринужденным жестом дала понять, что они обе нуждаются в чем-то укрепляющем и что для такой цели лучше водки пока ничего не придумали. Улыбнувшись, Сара согласилась. После всех берлинских проблем, которые она всегда решала самостоятельно, ей было приятно хоть ненадолго уступить лидерство другому человеку. Пусть Ксения проявляет инициативу, если этого хочет. Ее задорный вид, твердый взгляд серых глаз, не терпящий возражений голос пленяли Сару. Она понимала, что эта энергичная настойчивость, которая в других обстоятельствах могла быть навязчивой, скрывает за собой целую гамму чувств. Когда Ксения говорила о своей дочери или брате Кирилле, ее лицо освещалось удивительной нежностью. Время от времени она непринужденно посмеивалась, и ее радость была такой искренней, что нельзя было не заразиться ею.

В свою очередь Ксения поинтересовалась семьей Сары, ее детьми, мужем. Вопросы она задавала с точностью ружейного выстрела, ответы выслушивала до конца, глядя собеседнице в глаза. Именно эту сторону ее характера и сумел показать в своих фотографиях Макс. Только теперь Сара поняла, почему он никак не может похоронить в себе эту любовь.

Год назад, взволнованный встречей с четой Водвуайе во время их пребывания в Берлине, Макс рассказал Саре о судьбе Ксении Осолиной. В первый раз в жизни он поведал Саре обстоятельства их разлуки и встречи после многих лет, их взаимное влечение, которое никак не ослабевало. Его грустные глаза дали Саре понять, что Макс словно отбывает наказание, постоянно страдая из-за разлуки с той, которую любит всем сердцем.

— Как он? — вдруг спросила Ксения тихим голосом.

Сара вздрогнула.

— Вы говорите о Максе?

— Конечно, о нем.

Сара поколебалась, не зная, что ответить. Говорить банальности не хотелось. О том, что Макс время от времени работает на Генриха Хоффмана, придворного фаворита фюрера, который стал авторитетом в мире немецких фотографов и делает портреты выдающихся нацистских деятелей и подростков из гитлерюгенда — организации, которой руководит его зять Бальдур фон Ширах? Или о том, что Макс порвал со своей очередной любовницей и что ни одна женщина не задерживается у него больше нескольких месяцев? О том, что в личной жизни он заслуживает намного большего, чем грезы о какой-то призрачной любви? Еще Сара знала, что Макс принадлежит к кучке людей, умом и душой не покорившихся кровавой диктатуре Гитлера, но на эту тему для разговоров было наложено табу.

Злясь на себя, Сара отпила коктейль. Вокруг них, пользуясь хорошей погодой, отдыхали парижане. Их веселые голоса раздавались за соседними столиками на переполненной террасе. Автомобили с открытым верхом мчались по площади в сторону Булонского леса и работающих допоздна ресторанов. Женщины были одеты в костюмы с рукавами-буфами, летние платья с обилием настоящих или искусственных цветов, приколотых к одежде или головным уборам. Этим летом парижанки выглядели очень романтичными. «Просто потому, что они могут себе это позволить», — подумала Сара и вдруг машинально почувствовала злость на этих людей, зрителей драматического спектакля, который разыгрывался на другом берегу Рейна, оставляя безнаказанным Гитлера за разрушения страны, нарушение норм международного права, преследование невиновных.