Норман Богнер - Комплекс Мадонны

Когда он выходил на улицу, его ноги дрожали; свободу и благосклонность удачи он обнял словно возлюбленных, восставших из мертвых. Ну кто станет показывать пальцем на путешественника, поздней ночью вернувшегося из округа Грейхаунд?

Очутившись дома, Тедди обнаружил, что слишком устал, чтобы тотчас исследовать содержимое сумки.

Заснув, он крепко проспал до семи часов следующего утра. Проснувшись, он первым делом увидел лежащую на полу сумку. С усилием поднявшись с кровати, Тедди помассировал голову, начавшую болеть, как только он открыл глаза, и засел в ванну. Включив контрастный душ, он откинулся назад в надежде успокоиться. Когда Тедди стал бриться, его руки тряслись, и он дважды порезался. Одевшись и выпив кофе, Тедди почувствовал себя лучше. Без обычного интереса он просмотрел «Нью-Йорк таймс». Когда в спальню зашел Холл, чтобы забрать поднос, Тедди торопливо запихнул сумку под кровать.

— Фрэнк спрашивает, готовы ли вы, чтобы ехать?

Было уже почти девять часов, Тедди выбился из своего распорядка.

— Через несколько минут.

Для того чтобы хотя бы более или менее тщательно изучить содержимое сумки, времени было недостаточно, и Тедди просто мельком пробежал взглядом по папкам со смятыми и скомканными листами и трем часовым катушкам с магнитофонной лентой. Он выбрал одну папку, надписанную «История болезни Лоренса Т. Гиббонса». Внутри — листы, исписанные мелким дрожащим почерком Фрера, с наклоном вправо. Понадобятся увеличительное стекло, сильный свет и катушечный магнитофон. Во внезапном порыве отчаяния Тедди запихнул содержимое обратно в сумку, которую закинул на верхнюю полку шкафа. Потом отправился в ванную мыть руки. Он понимал, что они не были грязными, но вызывали неприятное ощущение, точно к ним прилипло какое-то невидимое ядовитое вещество.

По пути Тедди едва обмолвился с Фрэнком несколькими словами. Его лицо горело и зудело, и с упрямством капризного ребенка он теребил ручки управления кондиционером. В душе Тедди не считал себя чрезмерно любопытным человеком, единственной причиной, заставлявшей его устроить это ограбление, было то, что, обладая сведениями о Барбаре, он будет лучше подготовлен к тому, чтобы помочь ей, понять ее заботы. И все же его захлестывали волны раздражающего искреннего раскаяния; Тедди хотел иметь человека, перед которым он мог бы облегчить душу — кого-нибудь, готового выслушать его раскаяние, понять его побуждение, посочувствовать затруднительному положению, в которое попал Тедди, кого-нибудь, кто отпустил бы ему грехи. У него был один такой человек — много лет назад он сказал своему сыну Робби: «Ты самый верный друг, которого только может иметь человек», и годы только усилили эту уверенность. Но одна мысль об откровенности с Робби граничила с безумием. Возможно, он нуждался в участливом ухе доктора Фрера больше, чем Барбара.

Тедди закрыл глаза и во сне поплыл к спальне, где его ждала Барбара.

— Мистер Франклин.

Кто-то дотронулся до его плеча. Тедди открыл глаза.

— С вами все в порядке?

— Что?.. — Он посмотрел в мягко-коричневые глаза. — Ночью плохо спал.

Из машины он вылез бодрым, с ясной головой.

— Эти люди вчера ночью…

Тедди не стал ждать, пока Фрэнк закончит, и бросил:

— Заедешь за мной к пяти.

Первый звонок Тедди сделал своему сыну Робби. Дожидаясь, пока их соединят, он с удовольствием вспомнил небольшую квартиру с одной спальней на авеню Содружества, в которой жил Робби. Все помещения были выкрашены в различные мягкие цвета, с которыми резко контрастировали темная мебель и ковры. Тедди никогда раньше не видел оранжевых спален, поэтому легкомысленно заметил: «Это твоя мастерская?» А Робби ответил: «Надеюсь, мне предстоит здесь неплохо поработать». Они были друзьями, смеявшимися над способами обольщения.

— Я еще не успел обновить спальню.

— Что ж, как только краска высохнет, уверен, тебе повезет.

Они торжественно подняли банки с пивом, и Тедди почувствовал законную гордость за своего сына, который учился на последнем курсе юридического колледжа и уже два семестра был лучшим в группе. Не было нужды заставлять мальчика зубрить во время учебы на подготовительном отделении, так как Робби закончил престижную школу «Фи Бета Каппа» и стал стипендиатом Гарвардского юридического колледжа. Тедди также радовали зрелость его мальчика и его вера в то, что он должен работать, хотя он сын миллионера, и что он не кичился ни деньгами, ни положением, перешедшим к нему по droit de seigneur [17] Праву сеньора ( фр .). . Тедди понимал, что, подобно сыновьям некоторых его знакомых, Робби мог вырасти бездельником. Эти знакомые частенько интересовались у Тедди, как ему удалось так воспитать сына. Тедди же пожимал плечами и говорил без намека на нравоучительность: «Уважение. Это — основа всех отношений. Робби знает, что я уважаю его; полагаю, в этом вся соль». Помолчав и дав возможность этой фразе впитаться, добавлял с улыбкой: «Помимо того, мальчик умен и не обладает тем непостоянством, которое свойственно людям с его интеллектом». На окончание школы Тедди подарил сыну красный «МГБ»; теперь автомобилю было три года, но Робби так ухаживал за ним, что казалось, машина только что выехала из автосалона. Робби не принимал от Тедди никаких денег, чуть ли не с пуританским упрямством веря, что после достижения двадцати одного года мужчина должен сам заботиться о себе. Он позволял отцу каждый год оплачивать рождественские каникулы на горнолыжном курорте в Швейцарии — и только. Это была не просто гордость юноши, пытающегося доказать старшим, что он чего-то стоит, а убеждение, что, несмотря на все те преимущества, которые дал ему любящий отец, — образование, поездки за границу, положение, — он, Робби, должен показать миру, что он — нечто большее, чем просто сын богача.