Норман Богнер - Комплекс Мадонны

«Инкуайер» сообщил Тедди, что сегодня было 3 ноября. Его не было здесь два месяца, но, казалось, прошло десять лет, ибо он смотрел на все другими глазами. За время его отсутствия появились новшества, и, выехав из туннеля «Холланд», Тедди оказался очарован возникшей перед ним панорамой Нью-Йорка. Тяжелые грузовики, ревущие магистрали, недовольные измученные полицейские, неистово машущие на перекрестках, развернули перед ним картину Нью-Йорка, увиденного глазами туриста. Тедди ощутил себя пилигримом, попавшим на нехоженую землю. В Иерусалим бетона.

— Я существую, — произнес он вслух. — И это чертовски хорошо.

Оставив машину на Пятьдесят восьмой улице, Тедди занес сумки в вестибюль и увидел в баре Холла, который потягивал апельсиновый сок. Тедди сел рядом с ним, и Холл, издав слабый неодобрительный стон, начал было: «Если не возражаете, я жду…» — и вдруг осекся посреди фразы, заметив что-то знакомое в выражении глаз бородача.

— Мистер Франклин? Это действительно вы?

— Привет, Холл. Ты снял номер?

Губы Холла нечленораздельно зашевелились, он протянул Тедди ключ.

— Одежда там?

— Да, сэр.

— Теперь можешь возвращаться домой. Не хочу впутывать тебя во что-то противозаконное.

— Сожалею, что говорил так… так невежливо по телефону. Я был потрясен. Все это дело… Газеты, полиция, то, что говорили люди…

— Я не желаю знать этого.

— Я был близок к нервному срыву.

— Возьми отпуск.

— Как я могу бросить вас в такое время?

— Замечательно, тогда оставайся. Я буду поддерживать связь. Никому ни слова о том, что я вернулся.

Холл неуверенно поднялся; апельсиновый сок извилистой змейкой потек по столу. Нагнувшись, Холл поднял стакан и промокнул скатерть салфеткой.

— Официант займется этим.

— Это все ваша борода, мистер Франклин. Она делает вас не вами.

— Я собираюсь сбрить ее. Ты не отнесешь этот чемоданчик мистеру Рэнду в «Чейз Манхэттен»?

— Да, сэр. Итак, буду сидеть у телефона и ждать ваших указаний.

У себя в номере он отчетливо вспомнил Деб, покинутую на платформе, разрываемую стремлением обернуться и бросить на него прощальный взгляд и страданием, которое принесет этот взгляд. Способность Тедди воспринимать жизнь и людей возросла, и девушка — с ее теплотой, смущением и привязанностью — осталась жить в нем. От сознания того, что он не один, Тедди ощутил каменную твердость, в его оболочку влилась еще одна личность — чудо бесшовной психологической хирургии. Чисто выбрившись, он почувствовал себя обнаженным. Длинная густая шевелюра придавала ему артистический вид; пиджак болтался в поясе, а рубашка с галстуком доставляли смутное неудобство. Чувствуя себя туристом, Тедди отправился в мюзик-холл Радио-сити, просмотрел балет, но фильм оказался невыносимым. В «Ля Каравель» его никто не потревожил, хотя метрдотель время от времени и бросал на него пристальные взгляды, пытаясь вспомнить что-то смутное и ускользающее, но затем, решив, что знакомыми были десятидолларовые чаевые, успокоился. Две чашки кофе в «Брассри», после полуночи заполненной людьми, в надежде на то, что сюда заглянет Барбара. Безуспешно.

В час тридцать, вернувшись в номер, Тедди уступил порыву и позвонил молодой женщине. Она ответила после третьего гудка бодрым и незаспанным голосом.

— Алло?

Он не ответил.

— Какой номер вам нужен?

Пауза.

— Кто это?

Со страхом; женщина, живущая одиноко. Тедди испытывал страстное желание говорить, но сдерживался. Зачем все портить? Голос Барбары стал негодующим.

— Вы что, шутник что ли, звоните среди ночи?

— Прошу прощения. Я неправильно набрал номер.

У нее перехватило дыхание, сдавленный звук, граничащий со знакомым воспоминанием. Тедди подождал, понимая, что Барбара может узнать его голос, но не желая признаться себе в этом из опасения возможности навлечь какое-то таинственное царство ужаса. Он расстроился от мысли о том, что испугал молодую женщину. Продолжать разговор он не мог, но ему хотелось успокоить ее.

— Все в порядке, спокойной ночи.

Он повесил трубку. Идеализированное воображение взяло вверх над действительностью. Тедди рухнул в постель и заснул сном детской невинности без сновидений, которые он помнил бы утром. Он проснулся, когда еще было темно, вслушиваясь в звуки, которые ниоткуда не доносились: завывающий над озером ветер, нефтяные насосы, выкачивающие нефть из каменистой земли, трескающийся лед, стучащий в стекло снег, — но этих звуков не было; он сбросил эту кожу, и постигнутая им мудрость была особой формой очищающих страданий. Тедди валялся в постели до восьми часов, спокойно размышляя о прямом пути, ведущем в будущее.