Габи Шёнтан - Мадам Казанова

Невыразимое желание отомстить преследовало меня днем, постоянно терзало по ночам. Я стала худой и злой, как бродячая кошка. Иль Моро нигде больше не попадался мне на глаза — он попросту исчез. Но что, если он снова объявится и начнет похваляться тем, что овладел мной? Как я смогу заставить его замолчать? Я ломала над этим вопросом голову и едва не сошла с ума от сознания своей полной беспомощности.

Состояние сумятицы в моей душе усугублялось погодой. Над городом постоянно висел густой зимний туман, и все дни с утра до вечера были на редкость сумрачными. В доме постоянно горели масляные лампы, за окнами затаилась серая тоска. Ощущение приближающегося несчастья не давало мне покоя. Я не знала, чего именно боюсь, но какая-то неизвестная угроза неотвратимо надвигалась на наш дом, вселяя в меня страх и превращая твердую почву под ногами в гибельное топкое болото.

А когда наступило время карнавала, на душе сделалось еще хуже. Дело в том, что я никогда особенно не любила подобное, приуроченное к календарной дате веселье — в эти несколько разгульных дней можно было делать почти все, что обычно запрещалось. За эту непродолжительную свободу полагалось потом каяться и исповедоваться в церкви, искупая совершенные грехи постами и молитвами. Не нравился мне также и старинный корсиканский обычай, когда «король карнавала» оценивал состоятельность той или иной семьи и тем самым определял размер ее пожертвований в виде вина, мяса и пирогов. Поскольку семья Казанова относилась к числу наиболее зажиточных, каждый год к карнавалу нам приходилось жертвовать две корзины цыплят и колбасы, а также целый бочонок вина. Таким образом, я должна была наблюдать, как все эти вкусности поглощаются другими, довольствуясь лишь сухим козьим сыром и пирогами из подпорченной муки, которые приносили семьи бедняков. И вот опять начался карнавал, и снова горожане пели и плясали на улице Корсо, устраивали всевозможные розыгрыши и смеялись. Их смех неприятно отдавался у меня в ушах — мне казалось, что сама я уже никогда не буду смеяться.

Мой вид начал раздражать отца.

— От такого выражения лица, как у тебя, мое вино превращается в уксус. Хватит мечтать и вздыхать. Мне не нужна плакучая ива вместо дочери. Ты пойдешь вместе со мной на бал «короля карнавала».

— Я не хочу никуда идти, — возразила я. Мой отец выразительно взглянул на меня.

— Ты сделаешь так, как я хочу.

Бал на базарной площади был в полном разгаре. Кузнец Валентино гордо восседал во главе изысканного праздничного стола с короной «короля карнавала» на своей бестолковой башке. Рядом с ним сидел мой отец, празднично разодетый: красный берет, черный, отделанный бархатом плащ; за поясом пурпурного цвета виднелась рукоятка кинжала с инкрустацией из слоновой кости и перламутра. Встретившись со мной взглядом, он поднял кубок в знак того, что пьет за мое здоровье. Я улыбнулась и помахала в ответ рукой. Не хотелось омрачать ему праздник — пусть думает, что мне тоже очень весело.

Вся площадь была ярко освещена факелами, и запах горящей смолы смешивался с соблазнительными ароматами пищи. Но как только я увидела Иль Моро, у меня пропал всякий аппетит. От ненависти к этому человеку внутри все сжалось, во рту появился неприятный привкус.

Иль Моро стоял рядом со своей блондинкой. На ее светлых волосах играли отблески огня, она раскачивалась всем телом из стороны в сторону, отчего сильно колыхались и юбка, и ее полная грудь, и не переставала хихикать после каждого его слова. Она притягивала к себе взгляды всех мужчин на площади, включая моего отца. Отец вдруг встал из-за стола и направился в ее сторону. Он подошел и перекинулся с ней словом, не обращая ни малейшего внимания на ее кавалера. Ведь для него Иль Моро попросту не существовал.

Я не слышала, что отец говорил блондинке, лишь видела ее весело блестевшие глаза. Затем она пошла вслед за отцом и, следуя его приглашающему жесту, села рядом с ним за стол.

Иль Моро резко повернулся и схватил кувшин с вином. Вокруг горели и коптили факелы, а лица веселящихся на площади мужчин и женщин вовсю уже раскраснелись от вина. Играла музыка — скрипки, цитры и мандолины выводили какую-то танцевальную мелодию. Отодвинувшись в тень, я продолжала наблюдать за Иль Моро. Когда он пил вино, его лицо сохраняло равнодушное выражение, но стоило ему посмотреть туда, где был стол «короля карнавала», его глаза тут же сердито вспыхивали.

Отец обнял блондинку за плечи, нежно поглаживая ладонью по ее руке, а его губы вдруг приблизились неосторожно к ее губам. Впрочем, блондинка сама уже тесно прижималась к нему.