Габи Шёнтан - Мадам Казанова

Я попросила Фуше навестить меня, и он не замедлил явиться, одетый в безупречный темно-фиолетовый камзол. Золотое кольцо с печаткой у него на пальце сияло в лучах солнца. Не дожидаясь приглашения, он сел рядом со мной на скамейку.

— Миледи, ваш дом будет находиться под моей персональной защитой. Париж капитулирует — войска союзников войдут в открытый город. Бонапарт скрывается во дворце Мальмезон. Мне не очень хотелось бы видеть, как он окажется в руках победителей. Поэтому я дал ему понять, что не собираюсь мешать его отъезду. — Фуше вздохнул. — Но, к сожалению, император… — Он тут же поправился: — Бонапарт колеблется. Оптимизм сменяется у него нерешительностью и отчаянием. Если он и дальше будет раздумывать, дорогу на Рошфор перекроют. Там, в гавани, на якоре стоит фрегат, который доставит его в Америку, если… — Фуше разорвал пополам изящный березовый лист своими костистыми пальцами, — …если он не потеряет слишком много времени.

Шеф полиции довольно неудачно попытался изобразить извиняющуюся улыбку.

— Вот почему я буду вынужден поторопить его. Мне придется пригрозить ему арестом в том случае, если он без промедления не исчезнет из Парижа.

Когда этим вечером Джеймс вернулся домой, я встретила его в состоянии величайшего возбуждения.

— Сегодня здесь был Фуше. Он сообщил, что Наполеон находится сейчас в Мальмезоне, и дал понять, что тот собирается бежать в Рошфор. Мы могли бы перехватить его по дороге.

— Зачем устраивать такой спектакль, Феличина? — Джеймс зажег все свечи в гостиной, а затем позвонил дворецкому и попросил принести шампанского. — Еще никому и никогда Фуше не говорил всей правды. В лучшем случае — только половину правды. Вероятно, таким образом, он пытается обезопасить себя со всех сторон. Гавань Рошфора блокирована британскими военными кораблями еще со вчерашнего дня. Зачем гнаться за Бонапартом, если он сам направляется в ловушку? Ему не удастся сбежать в Америку. Он будет депортирован на остров Святой Елены.

— Остров Святой Елены? — удивилась я.

Джеймс осушил свой бокал одним глотком и пояснил:

— Унылый островок за мысом Доброй Надежды. Место, откуда нет дороги назад.

В гавани города Рошфор мирно расположились рядом французский фрегат «Заале» и английский крейсер «Беллерофон». Уже целую неделю Наполеон находился на борту «Заале». Целую неделю бывший французский император сидел в ловушке, из которой невозможно было выбраться. Теперь у Наполеона оставался весьма ограниченный выбор — он мог позволить схватить себя в открытом море или мог сойти на берег и сдаться сторонникам Бурбонов. Как бы он ни поступил, ему уже больше не приходилось рассчитывать на личную безопасность и свободу. В конце концов он решил отдать себя в руки англичан.

Раскинувшееся над Рошфором лазурное небо отдавало свой дивный цвет поверхности моря, в ярких лучах солнца то тут, то там вспыхивали белые гребешки волн. Здесь ощущались простор и ароматное дыхание лета. Погода 15 июля 1815 года выдалась просто великолепной. Именно в этот день Наполеону предстояло подняться на борт крейсера «Беллерофон» и отправиться в плавание к месту своей последней ссылки. Я получила разрешение присутствовать при этой заключительной сцене.

— Феличина, поторопись, — сказал Джеймс из соседней комнаты нашего гостиничного номера. — Бонапарт перейдет на другое судно около полудня. Нам пора отправляться в гавань.

— Я уже готова, — ответила я и взяла на руки Минуш. Затем подхватила зонтик от солнца, но не стала надевать шляпу. В этот раз я не просто собиралась увидеть Наполеона. Я хотела, чтобы он увидел и узнал меня.

Вся морская гавань была оцеплена. Стоявшие в оцеплении английские солдаты взяли на караул и пропустили нас с Джеймсом вперед. Британские офицеры на причале отдали нам честь. Почтеннейшую леди Сэйнт-Элм и сопровождающего ее мистера Джеймса Уилберфорта встречали со всеми воинскими почестями.

Мы разговаривали о погоде, когда от фрегата «Заале» отделилась вдруг шлюпка, прошла некоторое расстояние вдоль причала и подошла к берегу. Из шлюпки вышли несколько человек и направились к трапу крейсера «Беллерофон». Солнце било мне прямо в глаза. Я торопливо приблизилась на несколько шагов и замерла.

Впервые в жизни я увидела Наполеона в штатской одежде. Казалось, что вместе с военной формой он утратил свою уверенную осанку. С опущенными, словно от усталости, плечами, с понурой головой, он шел, совсем как глубокий старик, с трудом переставляя ноги. Мое сердце сильно и неровно забилось. Наполеон тем временем подошел к трапу и взялся рукой за его ограждение. Рука была бледной, пухлой и с виду довольно слабой.