Эрик Сигал - Аутодафе

— Разумеется! Приходите ко мне завтра на чашечку чая.

— Понимаете, было бы лучше, если бы мы встретились где-то в другом месте.

— Вы хотите сказать, на нейтральной территории?

— Ну да, — прямодушно ответил раввин.

— Вы случайно не играете в шахматы? — поинтересовался отец Джо.

— Немного, — ответил раввин. — Обычно мне не хватает времени на игру.

— Ну что ж, — предложил священник, — почему бы нам не встретиться в парке? Там есть столы для игры в шахматы. Мы могли бы сыграть и одновременно поговорить.

— Отлично! — обрадовался раввин. — Завтра в одиннадцать вас устроит?

— Одиннадцать так одиннадцать, — ответил его собеседник. И весело добавил: — Шалом.

На другой день оба сидели за каменным столом с поверхностью, служащей одновременно шахматной доской. Раввин начал игру, передвинув королевскую пешку на две клетки вперед.

— Так чем я могу вам помочь, раввин? — любезно спросил пастор, делая симметричный ход.

— Речь идет об одном из ваших прихожан…

— Кто бы это мог быть?

Игроки сделали еще несколько симметричных ходов, введя в бой коней и слонов.

— Это юноша по имени Тимоти Хоган.

— О господи! — Пастор вздохнул, защищая короля ферзем. — Он что, еще одно окно разбил?

— Нет, нет. Дело совсем в другом.

Рав помолчал, сделав короткую рокировку, и продолжал несколько извиняющимся тоном:

— Мне, конечно, не следовало бы вмешиваться, святой отец. Но мне стало известно, что мальчик попал в затруднительное положение… связанное с кражей денег.

Пастор кивнул:

— Он умный парнишка, но у него, похоже, талант находить неприятности на свою голову.

На одиннадцатом ходу игроки обменялись конями.

— Да, он умница, я рад, что вы того же мнения, — ответил раввин, беря пешкой слона. — Именно поэтому будет большим несчастьем, если его отошлют в интернат.

Отец Ханрэхан с любопытством взглянул на раввина:

— Позвольте спросить, откуда вам это все известно?

— Видите ли, много лет назад мать этого мальчика какое-то время работала в моем доме. А сейчас и сам парнишка у меня подрабатывает… По субботам помогает.

— То есть шабес-гоем? — Пастор понимающе улыбнулся. — Я немного знаком с вашими религиозными обрядами.

— Тогда вам должно быть известно, что эта работа предполагает полное доверие и большую ответственность, и в свое время ею занимались такие выдающиеся представители других конфессий, как великий русский писатель Максим Горький…

— …не говоря уже о Джеймсе Кэгни, знаменитом американском актере ирландского происхождения, — добавил Ханрэхан, внезапно делая шах ферзем. — Щах!

Не давая событиям на доске отвлечь себя от темы разговора, ребе категорическим тоном объявил:

— Про мистера Кэгни не знаю, но про юного Хогана могу утверждать: он не виноват!

Пастор Ханрэхан взглянул на раввина и загадочно проговорил:

— Не сомневаюсь, что вы правы.

— Тогда почему вы ничего не можете сделать?

— Это трудно объяснить, ребе, — сказал пастор, рассеянно выдвигая вперед коня. — Но я владею некоторой информацией, разглашать которую мне запрещает тайна исповеди.

Рав не унимался.

— И что же, нет никакой возможности спасти парнишку?

Отец Джо с минуту размышлял, потом заметил:

— Пожалуй, я с ним поговорю, попытаюсь поближе привлечь его к делам церкви. Тогда у меня появится основание отговорить Кэсси.

— Стало быть, все дело в тетке?

Ханрэхан взглянул на часы:

— Уже поздно. Мне пора. Надеюсь, вы меня извините?

Раввин поднялся, но голос пастора его остановил:

— Ага, еще не все, рав Луриа.

— Да?

Наклонившись над доской, пастор сделал ход вторым слоном через всю доску и взял одну из пешек противника. Спасти иудейского короля не осталось никакой возможности. После этого католик приподнял край шляпы и откланялся.

Рав Луриа стоял на ветру, глядя ему вслед, и думал: «Он обыграл меня, но я победил , а это самое главное!»

Перед встречей с Тимоти отец Джо изучил то, что полицейские назвали бы его «досье».

Информации было предостаточно. Ему бросилось в глаза, что каждый учитель Тимоти вынужден был снижать ему оценку из-за поведения, несмотря на то, что Тим был самым умным учеником в классе.

«Умный бесенок, — написала сестра Мария Бернард. — Если бы его незаурядные способности направить на благие дела, мы могли бы считать свой долг исполненным».

В дверь постучали.

— Войдите, — отозвался пастор.

Дверь медленно открылась, и в комнату испуганно заглянул Тимоти Хоган, лицо которого сейчас почти не отличалось от его белой рубашки.