Генрих Шумахер - Последняя любовь лорда Нельсона

Эмма с трепетом вскрыла пакет. Прочла.

Обстоятельно и добросовестно Нельсон перечислял все услуги, оказанные Эммой в Неаполе ему и Англии, и давал им высокую оценку. Затем он обращался к королю и нации.

«Если бы я мог вознаградить ее за эти услуги, я не обращался бы сегодня к моей стране. Но теперь я поручаю Эмму Гамильтон моему королю, моему отечеству. Они справедливы и не откажут ей в необходимом для того, чтобы достойно поддерживать то положение в свете, которое она занимает.

Это же относится и к моей приемной дочери Горации Нельсон. Ее я также с полным доверием поручаю заботам моей страны. Пусть она отныне не носит никакого иного имени, кроме моего — Нельсон.

Это — те единственные милости, о которых я прошу Я молю о них в тот момент, когда иду сражаться за моего короля, за моих сограждан.

Для моих родственников мне нечего желать. О них в достаточной мере заботятся.

Боже, благослови моего короля! Боже, благослови мою страну! Благослови, Боже, всех, кто мне дорог!

Нельсон и Бронте.»

На какое-то мгновение Эмму словно оглушило. Затем ей все стало ясно.

Уильям Нельсон удерживал кодицил намеренно, пока парламент не принял решение о выплатах ему и семье. Из опасения, что, своевременно ознакомившись с ясно выраженной последней волей Нельсона, парламент передал бы часть средств Эмме и Горации.

Теперь он, наверно, смеялся над простодушной доверчивостью Эммы. Радовался, что выиграл эту игру.

Кто же станет уличать брата величайшего британского героя, человека, только что в торжественном собрании получившего титул графа, в обмане или хотя бы в небрежности?

Он был застрахован от любой жалобы, от утраты награбленного. Парламент ни в коем случае не стал бы отменять решение такого рода.

Всякая борьба за принадлежащее ей по праву и утаенное от нее была безнадежна.

И тем не менее Эмма начала эту борьбу. На следующий день послала дневник Нельсона Уильяму Питту. С сопроводительным письмом, в котором требовала признания и выполнения последней воли покойного.

Годами вела она эту борьбу. Всеми силами своего горячего сердца. Борьбу ради Горации, но и ради себя самой.

Она отослала кодицил в декабре 1805 года, а двадцать третьего января 1806 умер Уильям Питт. В конце февраля ей кодицил вернули.

Она отправила его лорду Гренвиллу, новому министру. Она переписывалась с ним еще в Неаполе, когда он занимал должность статс-секретаря по иностранным делам; сообщала ему все те важные политические новости, которые узнавала от Марии-Каролины. Он лучше всех знал, какие услуги оказала она Нельсону и Англии. Это должно было стать долгом его совести — засвидетельствовать справедливость того, что писал Нельсон, и помочь выполнению воли национального героя.

Но он…

Он ей написал. Несколько холодных вежливых фраз, ни к чему его не обязывающих. Он ознакомится с кодицилом и тогда решит, надо ли докладывать о нем королю.

Королю, который в своей дворянской спеси никогда не мог простить сэру Уильяму мезальянса, а Нельсону — связи с бывшей служанкой.

На все ее обращения лорд Гренвилл давал тот же самый ответ.

В 1807 году он уступил свой пост Джорджу Каннингу.

У Эммы снова появилась надежда. По ее просьбе к ней присоединились друзья Нельсона и настаивали, чтобы министр помог наконец восторжествовать справедливости. Среди них были люди очень влиятельные и пользовавшиеся большим уважением: лорд Сент-Винсент, который был обязан Нельсону победой при Сент-Винсенте, а вместе с ней именем и титулом лорда; лорд Аберкорн, которого Нельсон сам посвятил в свои отношения с Эммой; Джордж Роуз, член парламента, бывший сотрудник Питта, известный во всей Англии своей неподкупной справедливостью.

Каннинг обещал сделать все, что в его силах. И тем не менее…

То ли король решил противопоставить свою волю воле покойного? То ли у нее имелся другой тайный враг, который ставил препоны министру, готовому ей помочь? Быть может, Георг, принц Уэльский, являвшийся регентом в периоды безумия своего отца, все еще не мог забыть, что она отвергла его любовные притязания?

Третьего июля 1808 года Роуз написал ей, что из продолжительного разговора с Каннингом он, к сожалению, вынес убеждение, что дело Эммы безнадежно.

Безнадежно?

В ней пробудился весь ее гнев. Она апеллировала к народу, передала кодицил в Докторс коммонс, опубликовала его в газетах.