Лу подумала о Тони Эллиоте.
— Он похож на моего босса, только тот еще хуже.
— Господи, жутко, когда руки у тебя связаны такими засранцами. Он из тех, кто поет перед подчиненными днем, а вечером лупит свою жену. Однажды положил ее в больницу с переломанной рукой. И это руководитель психиатрической, извини за выражение, клиники.
Фингерхуд взглянул на часы.
— Я тебе мешаю? — спросила она.
— В шесть тридцать у меня встреча с Анитой.
— А я думала, у вас все кончено.
— Верно, но она попросила повести ее куда-нибудь на Рождество, и я, дурак, согласился.
— Почему дурак?
— Потому что все кончено, я не хотел ничего сегодня вечером. И в любое время. Но она переезжает в Чикаго после Нового года, вот я и согласился.
— Роберт Фингерхуд. Мистер Хороший Парень.
— Ненавижу эту роль.
— Но хорошо ее играешь.
— Кто сказал?
— Не пугайся, я никому не скажу. Я знаю, что ты хочешь, чтобы тебя считали негодяем.
— Да я и есть негодяй. Спроси Симону, если не веришь.
— Симона так не считает. Она думает, что ты растерян. Она не может понять, что ты ищешь в женщинах.
Фингерхуд гордо улыбнулся.
— Может быть, тебя.
Это его обычный подход? Ослепительная улыбка. Скрытое восхищение. Она прожила долгую жизнь и знала, что девушки часто принимают желаемое за действительное.
— Нет, — сказала Лу. — Ты не меня ищешь.
Глаза его затуманились и стали мечтательными. Облик Сурового Психолога, который был несколько минут тому назад, исчез. Теперь это был Страстный Любовник (странно, но она верила обеим ролям).
— Откуда ты знаешь, кого я ищу?
— Не знаю, — призналась Лу, — но очень сомневаюсь, что, кто бы это ни был, я подойду.
— Почему?
— У меня нет желания в данный момент жизни увлекаться ни тобой, ни любым мужчиной. Меня сейчас это не интересует.
— А кто говорит об увлечении?
— Кажется, это твоя модель. Симона, Беверли, Анита. Ты прожил с ними какой-то период времени, и это были глубокие связи. — Она вспомнила обо всех рассказах о шампанском и жареном мясе. — Я не хочу. У меня нет времени.
— А ты и не обязана.
— То есть, — рассмеялась Лу, — мы можем просто трахаться?
— Если хочешь.
— Я предпочту другое. — Она встала. — Почему бы тебе не позвонить мне после праздников, когда ты освободишься от Аниты? И мы посмотрим, насколько мы не увлечены друг другом. Мой номер есть в справочнике.
— Позвоню. Я очень хочу.
Он помог ей надеть пальто и проводил к двери.
— Хорошего тебе вечера, — поддразнила она.
— Тебе будет смешно узнать, что мы встречаемся с Беверли и Йеном.
— Я думала, Анита ненавидит Беверли.
— Раньше так и было, но теперь, когда Симона выходит замуж, Анита сочла, что больше ненавидит ее, и быстро подружилась с Беверли.
— А ты что думаешь о Симоне и Стиве? Разве не чудесно?
— Я очень счастлив за нее. Только бы она не попросила меня надеть смокинг на свадьбу.
— На полусвадьбу. Я хочу сказать шефу, что газета должна написать об этом. Где это будет? Я забыла спросить.
— В мастерской Стива.
— Великолепно. — Лу хлопнула в ладоши. — Я так и вижу эту церемонию на фоне старых кинозвезд, сидящих верхом. Тони понравится идея. Я ему руки выкручу, чтобы написать об этом.
Роберт поцеловал ее в губы и взъерошил ей волосы.
— Я позвоню. Береги себя.
Когда Лу вышла на улицу, снег уже покрыл тротуары толстым слоем, и казалось, что он будет идти всю ночь. К счастью, она надела сапоги, иначе туфли бы пропали. Первое, что Лу сделала, придя домой, это накормила мистера Безумца, который все три дня бешено ревновал ее к Джоан и сейчас восторженно замяукал. Потом Лу переоделась в свои любимые бледно-лиловые брюки и пуловер и постаралась не смотреть на рождественскую елку, которую купила специально для Джоан. Теперь, когда та уехала, елка выглядела неуместной рядом с прозрачной софой и полосатым полом. Только она уселась читать «Тряпье», зазвонил телефон.
— Привет, — сказал Питер Нортроп. — Счастливого Рождества и наилучшие пожелания.
— Ты где?
— Только что закончил работать. Можно тебя угостить?
Она вспомнила о Беверли и Йене.
— Почему же нет?
— Хорошо. Где встретимся?
Как будто сам не мог догадаться.
— Заходи ко мне. На улице не слишком приятно, как ты, наверное, заметил.
— Заметил. Уже еду.
Она положила трубку, не попрощавшись. Рука дрожала. Питер впервые позвонил ей после того, как они расстались после смерти Дэвида. Несколько раз в редакции он предлагал угостить ее обедом, но каждый раз она вежливо, но твердо ссылалась на недостаток времени.
Читать дальше