Грейс Тиффани - Кольцо с бирюзой

Шейлок пожал плечами.

— Сейчас еврейская Пасха, святое время, и приближается мой Шаббат. А до заката солнца мне еще нужно отравить три колодца.

На галерее раздался смех, мужчины стали повторять друг другу эту шутку. Порция раздраженно прикрыла глаза.

— Тишина!

Когда в зале стало тихо, она украдкой взглянула на судью. Веки у него были полуопущены. Не важно. Не ему, а Антонио нужно показать, кто главный в этой игре.

Она посмотрела на ростовщика, который нетерпеливо постукивал ногой.

— Жид Шейлок, приготовь свой нож.

Невозмутимо улыбаясь, высокий мужчина подошел к Антонио с занесенным ножом. Антонио стоял, опустив руки и глядя в пол, но теперь он снова поднял руки и вызывающе посмотрел на своего противника. Горожане следили за ними в испуганном молчании. Судья спал.

Порция встала между мужчинами. Бен Гоцану она сказала:

— Приготовься отрезать свой фунт мяса. Но не пролей ни капли крови.

Глаза ди Ардженто метались между нею и Бен Гоцаном, купец выглядел растерянным. Гул восхищения пронесся по залу, Порция торжествующе посмотрела на ростовщика.

Бен Гоцан невозмутимо ответил:

— Я крови не возьму. Исаак?

Молодой человек с печальными глазами в красной шляпе поднялся со скамьи и вышел к барьеру, неся ведро и тряпки. Шейлок наклонился через барьер, чтобы взять их, говоря:

— Конечно, я вытру все, что выльется. Кровь останется собственностью синьора ди Ардженто.

Возмущенные крики раздались с галереи. Пот заструился по спине Порции. Проклятый жид! Когда шум стих настолько, что ее уже могли услышать, она подняла руку, останавливая Бен Гоцана, который снова начал приближаться к Антонио со своим ножом. Она взяла с барьера свой свод законов.

— Подожди! — крикнула она. — Смотри отрежь не больше и не меньше, чем фунт: хотя б превысил иль уменьшил вес на часть двадцатую двадцатой доли ничтожнейшего скрупула…

— Хватит медлить, — перебил ее Бен Гоцан. — Мясо будет взвешено настолько точно, насколько позволит инструмент. — Молодой человек в красной шляпе передавал теперь через барьер весы мясника. — Я не шохет, — сказал Бен Гоцан, — но каждый мужчина может отрезать мясо маленькими кусками и взвешивать по ходу дела. Исаак Бен Амос, сын раввина, сегодня здесь вопреки совету своего благородного отца, но он искушен, так же как и вы, мой юный Даниил, в разборе текстов. Вместе вы и он сможете признать, что не нарушен ни один пункт подписанного векселя.

Антонио тихо застонал, но только Порция услышала его. И снова суд превратился в сумасшедший дом. Шейлок Бен Гоцан снова поднял свой нож над ожидающей грудью купца. Со смесью страха и восхищения Порция смотрела на Бен Гоцана.

Она оглянулась на беснующихся горожан. В самом конце зала дверь приоткрылась, и оттуда выглянула побледневшая Нерисса.

«Этот человек не убийца», — вспомнились Порции слова Нериссы.

Порция оторвала свой взгляд от лица Нериссы и посмотрела в глаза мужчины, который удерживал нож в футе от грудины. В этот миг она поняла, что Нерисса была права.

Шейлок Бен Гоцан не стал бы резать. Он разыгрывал великолепную шутку за счет своего врага. В последний момент он бросил бы нож на пол, вежливо поклонился, простил долг и вышел из зала суда. Он просто хотел поднять цену своего милосердия. Продать свое прощение, но не за деньги, а за унижение своего врага. Он явился сюда только для того, чтобы показать христианам их глупость, воплотить их ночные кошмары, сыграть и переиграть роль ужасного жида, и так высмеять их суеверие, и клевету, и ложь.

Но она понимала и еще кое-что, чего не понимал еврей: Антонио жаждал смерти.

Он не умрет. Возможно, он тоже понял это. Но Бассанио не знал этого, и Бассанио никогда не забудет, как Антонио стоял перед жидом, раскинув руки и ожидая удара ножа. Если жид сохранит ему жизнь, то он и Антонио восторжествуют.

А она окажется самым большим глупцом в христианском мире.

Все это мгновенно промелькнуло в голове Порции, и она поняла: предсказание Джессики ди Скиммиа может сбыться. Значит, она должна остановить и милосердие Шейлока и жертву Антония. Она должна остановить Шейлока до того, как он сам остановится. Поэтому, увидев, как его рука с ножом медленно, едва заметно, начала опускаться, она разыграла свою последнюю карту.

Порция быстро пролистала свод законов, затем, потрясенная, будто только что обнаружила там нечто, что на самом деле увидела накануне вечером, сидя над тонкими страницами за своим письменным столом в «Бельмонте», потребовала: