Хари Апте - Тайна раджи

Получив это приглашение, Ракшас не мог нарадоваться проворству и ловкости своей новой сообщницы и с великой надеждой стал готовиться к встрече со своим господином. Он думал о том, как откроет радже глаза, предупредит, что его повелителю грозит смертельная опасность.

Первое, что сказал Дханананд Ракшасу, когда они встретились, было:

— Вы писали мне об угрозе нападения на Паталипутру. Откуда взялись такие опасения? Какой безумец, ищущий своей гибели, осмелится посягнуть на столицу Магадхи?

У Ракшаса ответ был готов:

— Махараджа, воистину никто из индийских царей не осмелится посягнуть на Магадху. Но греческому сатрапу Парватешвару давно не дает покоя слава Пушпапури. А теперь глаза у него еще больше разгорелись. Я слышал, он уже сделал кое-какие приготовления. Мои лазутчики донесли мне об этом, и я посмел сообщить моему повелителю. Нужно когда-нибудь покончить с этим наглецом. С каждым днем он все выше поднимает голову. Похоже на то, что в этом году моему господину придется с ним рассчитаться. Но, махараджа, эта опасность — не главное, ради чего я пришел. Главное — это враги внутри государства…

— Внутри государства? И вы знаете, кто они?

— Нет, сегодня еще не знаю, — обронил Ракшас горькое признание, — но вам следует беречься.

— О да, я тоже так думаю и поэтому всегда очень осторожен.

— Если махараджа осторожен, тогда нет причин страшиться.

— О да, конечно. И, благодарение судьбе, есть еще люди, которые охраняют мою жизнь. Уже был случай…

— Был случай? — встрепенулся Ракшас. — И махараджа простил?

— Пока да. Чтобы схватить вора, надо поймать его с поличным. Не так ли?

— Но, махараджа, если враг рядом — разве можно закрывать на это глаза? Так и до цареубийства недалеко. Молю вас, не оставляйте этого без…

— Посмотрим, что будет дальше.

— Но чего же махараджа ждет? Подозреваемых следует наказать… хотя бы удалить…

— Нет, нет. У меня уже есть опыт. Нельзя наказывать по одному только подозрению. Довольно мне таких ошибок. Вот и госпожа наша настаивает, чтобы не наказывали слишком поспешно тех, кого другая на ее месте мечтала бы наказать.

Ракшас никак не мог взять в толк намеков и недомолвок, какими говорил раджа. Ум его лихорадочно искал отгадки, но всякое предположение только больше запутывало его. Был случай? Мурадеви просит за виновных?

— Махараджа, прикажите, и ваш слуга тотчас же расправится с виноватыми!

— Нет, нет, это не для вас… Мои близкие… Я сам займусь, — покачал головой раджа и добавил: — Господин министр, я столько лет жил в разлуке с Мурадеви, что дорожу теперь каждой минутой, чтобы побыть с ней вдвоем. Если у вас нет больше дел, то прощайте.

Ракшасу ничего не оставалось, как почтительно поклониться.

— Ах, господин министр, — сказал ему на прощание Дханананд, — мы из пустых сомнений посчитали подделкой драгоценное ожерелье. Какую несправедливость совершил я однажды! О творец! Я возблагодарю провидение, если когда-нибудь мне удастся искупить эту вину. И диво: вместо того чтобы послать мне наказание за грех, бог снова подарил мне безмерное счастье! А то, что я почитал драгоценным сокровищем, оказалось пустой галькой. Сначала они заставили меня своей рукой убить собственного сына, едва не погубить любимую жену, а теперь посягнули и на мою жизнь!

В недоумении ушел от своего господина Ракшас: беседа с раджой привела его в полную растерянность.

Мы не знаем, о чем дальше совещался военачальник с Чанакьей и что нового сообщил ему брахман, но, с тех пор, как они встретились и между ними произошла тайная беседа на берегу Ганги, взгляды Бхагураяна очень изменились. Теперь, казалось, он проникся к Чанакье еще большим уважением. Когда-то в разговоре Чанакья заметил, что Ракшас, конечно, предан радже, но трудно сказать, так ли уж он верен истине. Эти слова Бхагураян стал часто вспоминать и много раз говорил Чанакье, что всецело согласен с ним.

«Действительно, — рассуждал Бхагураян, — министр верен радже, и раджа для него дороже истины. А раз это так, то он не предан правде по-настоящему. И если ради справедливого дела Ракшаса обмануть, то в этом не будет никакого греха».

Чанакья был доволен.

«Бхагураян в моих руках, — говорил он себе. — А это много значит. Основа есть, для начала ничего больше и не нужно».

Однако Чанакья испытывал некоторую досаду, видя, что Бхагураян действует не так быстро, как ему хотелось бы.

«Сущность политики в том, — размышлял брахман, — чтобы не терять времени, когда требуется смелое и быстрое решение. Кто знает, долго ли все будет оставаться в тайне. Если что-нибудь станет известно, враг поведет себя осторожнее и придется расстаться по крайней мере с половиной надежд».