Хари Апте - Тайна раджи

«Я только сильнее распалил в ней желание отомстить, — думал про себя Чанакья. — Теперь возле нее Чандрагупта. Можно не сомневаться, что она будет беречь и сторожить его не хуже, чем тигрица своего детеныша. Однако и мне надо быть начеку. Если с ним что-нибудь случится, то конец всему. Хорошо, об этом довольно. А что же делать дальше? Мало учинить раздор внутри царского дома. Чтобы давшее трещину здание рухнуло, необходим толчок извне».

Брахман вспомнил о Парватешваре. Если через посла намекнуть ему, что настал благоприятнейший момент для нападения на Дханананда, да еще пообещать помощь от киратов, кхаси и других племен, алчный сатрап такой возможности не упустит. А посол его только и ждет случая отомстить радже Магадхи за прежние унижения. Однако, разбив Нандов, Парватешвар сам заявит право на престол Паталипутры. Этого-то и нельзя допускать. Необходимо сделать так, чтобы ко времени разгрома Дханананда не осталось в живых никого из его наследников, и тогда придет самое время раскрыть тайну Чандрагупты, единственного оставшегося в живых и первого сына Дханананда. И, когда народу придется выбирать между Парватешваром и Чандрагуптой, он, конечно, предпочтет чужеземцу законного наследника трона. В крайнем же случае Парватешвара можно будет тайно убрать.

Конечно, продумать наперед все действия невозможно, во многом придется поступать по обстоятельствам. Всего не предусмотришь. Сейчас основными были три задачи: во-первых, подстроить гибель Нандов, во-вторых, прибрать к рукам Бхагураяна, под началом которого находится все войско раджи, и, в-третьих, нащупать пути к встрече с послом Парватешвара. Средство погубить Нандов должно быть совершенно надежным, потому что неудачная попытка насторожит Дханананда и все может рухнуть. Подружиться с Бхагураяном — дело более простое. Чанакья знал по некоторым сведениям, что главный военачальник не очень высокого мнения о своем радже. Была у того и личная обида на раджу. Когда понапрасну очернили Мурадеви, часть вины пала и на Бхагураяна. Ведь это он добыл красавицу в битве и привез ее своему радже. Бхагураяну поставили в вину, будто он выдал шудрянку за дочь кшатрия, чтобы ее будущему отпрыску достался священный престол Магадхи, и с тех пор военачальник находился в опале. Надо думать, что он до сих пор таит гнев и обиду на своих недоброжелателей, на тех, кто оклеветал его заодно с Мурадеви. Можно сыграть на этих его чувствах и привлечь на свою сторону могучего союзника. Самый верный способ заручиться его помощью — открыть ему тайну Чандрагупты. Но это крайнее средство. Пока есть надежда поразить цель обыкновенной стрелой, не стоит пускать в ход единственную, заговоренную, которая бьет без промаха.

Привлечь на свою сторону Бхагураяна — это девять десятых всей задачи. Ведь в его руках могучая сила — армия. Останется лишь один опасный противник — первый министр раджи Дханананда Ракшас. Этот никогда не изменит своему долгу, не предаст своего господина — и тут ничего не сделаешь ни посулами, ни угрозой. Ракшас — преданнейший слуга Нандов, и он будет служить им, пока жив останется хоть один птенец из их гнезда. А если погибнет род Нандов, если и следа их не останется на этой земле, он всю свою жизнь положит на то, чтобы отомстить за их гибель.

«Но ничего, — усмехнулся про себя Чанакья, — у меня найдется средство усмирить и Ракшаса. Все, что он замыслит против нас, обернется против него самого. И в конце концов он еще станет первым министром и верным другом Чандрагупты. Я-то сам всего-навсего брахман, и цель моей жизни — постигнуть суть бытия. Я не алчу ни власти, ни богатства, я чужд желаний, но одно живет во мне — исполнить клятву и возвести на престол Паталипутры, сделать властелином империи Магадхи отрока, посланного мне судьбой. И я не совершу греха. Напротив, будет высшей справедливостью вернуть то, что принадлежит ему по праву рождения. Разве не справедливо заслуженное возмездие? И разве не заслужил кары тот, кто посмел оскорбить подозрением благочестивого, образованного и пекущегося о его же благе брахмана; тот, кто в ответ на благословение сначала оказал милость и покровительство, а потом, наслушавшись советов корыстных завистников, взял назад свое царское слово?»

Как прибой в океане, бились мысли в голове у Чанакьи. Когда он вспомнил об оскорблении, нанесенном ему при дворе Нандов, живо представились его взору события того дня. Вот он с достоинством вошел в царский совет и благословил раджу; вот, увидав его горделивую поступь и величественную осанку, все пандиты смешались и стали бросать на него горящие злобой и завистью взгляды. Чанакья хорошо запомнил лицо того брахмана, который, когда раджа оказал почет пришельцу, поднялся со своего места и повел коварные речи, смущая подозрением душу раджи. И раджа пошел на поводу у низких корыстолюбцев! Чанакья запомнил каждое слово своего проклятия, посланного легковерному радже, — слова эти до сих пор горели в его душе, точно выжженные огнем. Он запомнил каждый свой шаг, когда, поруганный, покидал государственный совет. Он снова, как в зеркале, увидел себя: гневного, оскорбленного, пылающего жаждой мщения. И вновь с его уст слетели слова проклятия: