Марджори Иток - Рассвет на закате

Следующее, что необходимо было сделать, так это достать список Джулии из сумки, которую она в спешке бросила на сиденье своего «шевроле».

Томасин, который валялся на солнышке на грузовой платформе, своим видом показал, что было бы неплохо, чтобы кто-нибудь погладил его пушистый имбирного цвета животик. Она согласилась и после долгой процедуры вернулась внутрь магазина.

Свет горел. Но все было тихо.

Очень тихо.

Она позвала:

— Джулия!

Нет ответа.

— Джулия, это я!

Ответа по-прежнему не последовало.

Ну ладно. Может быть, она пошла к Банни Бергеру, чтобы наскоро перекусить. Джулия частенько забывала запереть дверь.

Но это не относилось к ее сумочке.

А она лежала на столе.

Тогда Элинор поняла, что что-то случилось.

Сердце было готово выпрыгнуть из ее груди, и она побежала к двери торгового зала.

— Джулия, ответь мне! Джулия!

Первое, что она увидела, это большой старый комод времен Федерации, криво отодвинутый от стены, словно кто-то только что пытался переставить его. Она напрягла зрение и тогда увидела Джулию, сидевшую на стуле, опустив свою седую голову. Она начала:

— А, вот ты где! Просыпайся, соня, я видела буфет, и хоть он тебе и не нужен, но это настоящий Честерфилд, и он сразит тебя наповал, когда ты его увидишь…

На этом ее речь оборвалась. Ледяной холод. Жестокая правда: Джулия Бонфорд больше никогда не станет интересоваться честерфилдовскими образцами.

Джулия Бонфорд умерла.

В цивилизованных странах общественные ритуалы, связанные со смертью и похоронами, влияют на поведение людей. Люди впадают как бы в оцепенение, поэтому, пока все церемонии не закончатся, они, хоть и печально, но улыбаются, дают положенные ответы на слова соболезнования и автоматически идут под звуки похоронного марша. Боль и растерянность раненого и испуганного существа как бы спрятаны внутри каждого, заперты в клетку. Скрыты. Но до поры-до времени.

В последующие три дня Элинор Райт занималась положенными формальностями, говорила положенные вещи, выполняла положенные процедуры. С ней уже происходило все это в случае с Бобби; теперь ей предстояло пережить еще раз смерть близкого человека. А то, что внутри у нее все перевернулось, не знал никто: ни друзья, ни враги. Под ее глазами пролегли темные круги. Ее руки судорожно теребили ткань на костюме. Но в голосе звучало спокойствие, а губы улыбались.

Она осталась в доме Джулии. Ведь это был и ее дом. Несмотря на настойчивые уговоры Мэри Энн и Леонарда, а также Мэтта Логана, давнего друга и адвоката Джулии, она ночью вернулась туда, печально улыбаясь и говоря: «Спасибо за все. Увидимся завтра».

Друзьям незачем было знать о ночных кошмарах, резких пробуждениях, отчаянном блуждании босиком по холодному тихому холлу, о том, с какой яростью колотили ее кулачки по нетронутой постели Джулии, и, наконец, о финале — приеме снотворного, оставшегося после смерти Бобби, которое она сохранила для себя из страха за предстоящий день.

Элинор пыталась держать свое горе в узде, иначе ей не выдержать все это еще раз. Она не заметила странного выражения, которое вдруг появилось на благородном лице старого Мэтта Логана, когда он сообщил Элинор, что племянник, о котором говорила Мэй Крейн, действительно выжил в той автомобильной катастрофе. Он был фермером, но из-за каких-то неотложных дел не смог участвовать в церемонии и оказать помощь. Но и это ее не вывело из оцепенения.

Подумаешь, большое дело. Если уж Джулия не нуждалась в нем раньше, то теперь он ей и подавно не нужен.

Но, что действительно потрясло Элинор, так это появление Энтони Мондейна.

Прощание с Джулией в похоронном бюро было назначено на вечер вторника и прошло весьма достойно. В течение четырех часов поток людей вливался в дом, где царила атмосфера тишины и смерти, они улыбались и взмахом руки приветствовали знакомых, проходили мимо открытого гроба и похлопывали Элинор по крепкому плечу; она стояла поодаль, в шести футах, отвернув голову от освещенного мягким светом заострившегося профиля Джулии. Она нашла в себе силы подумать, почему она не заказала большой плакат, на котором было бы отпечатано: «Да, это был сердечный приступ. Да, она выглядит хорошо. Да, мы все будем скучать по ней. Нет, магазин не закроется».

Почему, почему она уступила Мэтту и согласилась оставить гроб открытым? Потому что так требовал местный обычай — но Элинор казалось это варварством. Посмотрите только на этих людей из «Антиквариата Дональда» из Джексонвиля. Они говорили не о Джулии, они заключили что-то вроде сделки с ребятами из «Старинных сокровищ» из Монмута.