Она в напряжении замерла. Тилли! Ее не было на ночном столике. Да кому в мире может понадобиться пурпурная корова? Она знала, кому — Джилл.
Джилл, которая пренебрежительно отозвалась о стуле «королева Анна», которая не поняла прелести белтеровского дивана, которая насмехалась над Луи Тиффани — только Джилл могла понравиться пурпурная корова.
Но корова не принадлежит ей, хотя она и имеет повод подумать обратное. Корова принадлежала Элинор. А что если Джилл пришло в голову скрыться с бедной Тилли? Этого не может быть.
Элинор решила пойти в комнату Джилл и, пройдя через холл, распахнула дверь.
Она совершила ошибку. Надо прежде думать. Но было слишком поздно.
Свет из холла упал на кровать в стиле ампир, и все стало совершенно ясно. Когда Тони Мондейн говорил о том, что они с Джилл намерены бурно отпраздновать сделку, он не уточнял, каким образом они будут это делать.
Она увидела два совершенно обнаженных тела, сплетенные руки и ноги. При ее появлении Джилл взвизгнула от испуга, а Тони взревел:
— Какого черта…
Свет, который омыл каждый изгиб, каждую линию обнаженных тел, выхватил из темноты красную глазурь керамической коровы.
— Мне кажется, это мое, — сказала приветливо Элинор.
Сунув Тилли под мышку, она пошла назад, приостановившись у двери, чтобы бесшумно закрыть ее за собой.
Последнее, что она увидела, был открытый рот Джилл, словно у рыбы, вытащенной из воды, и застывшее лицо Тони Мондейна.
«Я даже не извинилась, — подумала Элинор, спускаясь по ступенькам. — Где мои манеры?»
Пока она шла до кухонной двери, она смеялась.
Она пробежала, пыхтя и сопя, полпути до магазина, пока до нее не дошло, что она так и не взяла свою ночную рубашку.
Ну ладно, она все-таки возвратила пурпурную корову.
Когда ее путешествие к городской площади фактически закончилось, уже миновало шесть часов. Уличные фонари, осыпанные снегом, напоминали засахаренные леденцы, а часы на здании городского суда походили на бледную луну, которая еле светила сквозь плотную белую завесу.
Словно неустрашимый исследователь Арктики, Элинор упорно прокладывала тропу в густом снегу, опустив голову и волоча сумку. С другой стороны, под мышкой она держала Тилли.
Послышался глухой рокот за спиной: это оказался полицейский автомобиль. Дон высунул голову из окошка:
— Эй, Элли, вас подвезти?
Она покачала головой, стряхивая снежинки:
— Нет, спасибо. Я всего лишь иду в магазин. И останусь там.
— А то я подвез бы вас. Похоже, все скоро занесет.
— Телефонная связь прервана?
— Конечно. А вы что, ждете звонка?
— Нет, но это досадно.
— А вы как думали! — угрюмо проронил он и медленно поехал дальше.
Элинор достала ключи, открыла парадную дверь и вошла внутрь магазина.
В задней комнате горел свет, отбрасывая неясные тени на плетеный диванчик, стоявший на месте белтеровского.
— Эй! Я уже пришла! — громко сказала Элинор. Она скинула сапоги, стряхнув с них снег, и в нос ей ударили запахи жареного цыпленка и свежего кофе.
Появился Бен, его тень четко вырисовывалась на фоне освещенного дверного проема.
— Какого черта, где вас носило?
— Я шла пешком.
— Пешком она шла!
— А вы на улицу давно выходили? На машине почти не проехать. И телефон не работает.
— Знаю. Я пытался до вас дозвониться. — Он встретил Элинор на полпути, взял сумку и мокрые сапоги и взглянул на пурпурную корову в ее руке. — А это что?
— Не что, а кто, — сказала Элинор. Когда они оказались в теплой заставленной мебелью рабочей комнате, она протянула перед собой керамическую корову и сказала: — Это Тилли. Тилли, познакомься с Беном и Мэри Энн. А вон там, спрятавшись за цыплячью ножку, сидит муж Мэри Энн, Леонард.
Леонард помахал цыплячьей ногой и воскликнул:
— Привет!
— Ты прямо как ребенок, — сказала Мэри Энн, обращаясь к мужу. Она раскрывала пачку салфеток. — Он не мог больше ждать. Просто умирал с голоду. Привет, Тилли! Ты милашка!
— Она еще завоюет ваши сердца.
— Надеюсь, что нет, — сказал Бен, придвигая кресло к праздничному столу. После тридцати лет работы с Джулией Бен не собирался менять свои вкусы. — Давайте начинать. Я в это время уже заканчиваю ужин.
Еда была приготовлена, как для пикника, но настоящим «гвоздем программы» стали шоколадный торт из трех коржей и превосходное шампанское.
— И как это вы догадались, — сказала Элинор, смахивая со свитера крошки, — что я намерена восполнить потерю веса, сброшенного мной в больнице?
Читать дальше