Рози Томас: Женщина нашего времени

Они не смогут оставаться здесь вместе после того, что произошло сегодня вечером. Потом она вспомнила, что Лео собирался уехать завтра по делам на три дня. До его возвращения она должна найти, куда ей переселиться. Ее не волновало, что именно ей придется уйти. Мысль остаться здесь, в этом доме чужих людей, ее совсем не привлекала.

Когда Лео ложился спать, она еще не спала. Они лежали, повернувшись друг к другу спинами, и молчали. Через некоторое время Харриет забылась тяжелым, не приносящим отдыха сном.

Очень рано утром позвонил Чарли, чтобы сообщить, что Дженни проснулась нормально. Она, конечно, испытывает физические страдания, но все ее мысли связаны с ребенком. Состояние новорожденного не изменилось. Все будет зависеть от следующих нескольких дней, и если он выживет, то прогноз будет благоприятным. Пока врачи не могут сказать, насколько сильно задет мозг ребенка, да и поврежден ли он вообще.

— Это хорошо, — тепло сказала Харриет. — Это лучше, чем казалось сначала, не правда ли?

— Я думаю, что так, — согласился Чарли.

Обычно он был переполнен кипучей, бьющей через край энергией, но сегодня утром ничего этого в его голосе не чувствовалось.

— Могу я навестить ее?

— Возможно, завтра, Харриет.

— Хорошо. Передавай ей привет.

Харриет набрала номер телефона Джейн. Она работала учительницей в общеобразовательной школе в Восточном Лондоне. В течение дня найти ее было невозможно, а сейчас было еще достаточно рано, и можно было застать ее дома до ухода на работу.

— Джейн? Ты слышала, что случилось?

— Только что звонил Чарли.

— Что ты об этом думаешь?

— Надеяться особенно не на что.

Они обсудили между собой так взволновавшее их событие. Джейн была весьма прямолинейной незамужней особой, феминисткой и человеком, беззаветно преданным своим идеям. Иногда она раздражала Харриет, но она все равно любила Джейн за честность и сердечность.

— А не пойти ли туда, чтобы как-то поддержать ее, — предложила Джейн.

— Я уверена, что Чарли делает это.

— Гм. — Джейн была не слишком высокого мнения по поводу взаимоотношений между мужчинами и женщинами, которые ей самой никогда не приносили удовлетворения.

— Мы пойдем завтра.

— Хорошо. О, Боже, как жаль, что это произошло. Если кто-то в мире и заслуживает нормального здорового ребенка, так это Дженни. Я не могу представить себе хоть кого-то, кто мог бы быть лучшей матерью. А как сейчас твои дела, Харриет?

— Я расскажу тебе завтра, при встрече, — спокойно сказала Харриет. — А сейчас, до свидания.

Пока они разговаривали, Лео складывал носки и рубашки в парусиновую сумку. Затем он швырнул в сумку фотоаппарат и футляр к нему и застегнул молнию.

— Я пошел. Мне еще надо кое-что сделать в студии до отъезда в аэропорт.

— Понятно. У тебя ведь не было для этого времени вчера вечером из-за всего остального.

Он выпрямился с сумкой в руках.

— Харриет, я же сказал, что сожалею о случившемся.

— Нет, ты сказал, что сожалеешь о том, что мне довелось увидеть все это. Но ведь это же совсем другое, не правда ли?

Он колебался где-то между искренним раскаянием и раздражением, а затем вздохнул.

— Сейчас нет времени для очередной шумной ссоры. Я улетаю в Амстердам и вернусь в воскресенье. Тогда и поговорим.

Харриет подняла голову и взглянула на него.

— Слишком поздно.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Я должен идти, — повторил он.

Харриет чувствовала, что, несмотря на все свое упрямство и сентиментальность, Лео в глубине души тоже понимал, что слишком поздно.

Он ушел, закрыв дверь между ними и ничего больше не сказав.

Харриет пошла на работу, снова вернулась домой и провела вечер в одиночестве.

Из больницы были следующие новости: Дженни быстро поправляется, но ребенок остается в том же состоянии. Предсказания врачей, казалось, вселили в Чарли надежду.

На следующий день, уйдя из магазина пораньше, Харриет отправилась навестить Дженни. По дороге она хотела что-нибудь купить для нее, однако ей казалось, что на обложке каждого журнала, который она брала в руки, был розовый младенец, а в названии каждой книги — слова «мать» или «дитя». В конце концов, она решила купить цветы, те цветы позднего лета, которые уже будто бы были тронуты каким-то увяданием.

Идя по улице к мрачному зданию больницы из красного кирпича, она увидела впереди себя Джейн, спешащую в том же направлении. Ее легко было узнать по повседневному костюму, состоящему из свободных брюк с многочисленными карманами и клапанами, рубашки с засученными рукавами, а также по светлым волосам, заплетенным в толстую косу, лежащую на спине. Джейн называла этот наряд боевой формой и говорила, что именно такая одежда необходима для ее работы. Харриет никогда не была в ее школе, но слышала о ней много разных историй.