— Какой вы быстрый, однако.
— Да, я всегда все делаю быстро, даже слишком быстро. Когда мои родители умерли, оставив нам с братом свое мебельное дело, я решил предоставить Дидье заниматься им. И вопросы рекламы и вопросы коммерции… Я выучился на ветеринара и удрал в Солонь. Там я чувствую себя гораздо лучше. А Дидье слишком любит Париж, галереи, выставки и всех этих людей, которых я не выношу.
— В чем вы их упрекаете?
— Да в общем-то ни в чем. Они мертвецы. Они живут за счет своего состояния, играют какие-то роли… Я считаю их опасными. Если часто общаешься с ними, становишься их пленником. Грустно.
— Их пленником становишься только в том случае, если зависишь от них, — сказала я.
— Всегда зависишь от людей, с которыми живешь. Вот почему я ужаснулся, когда узнал, что вы близки с Юлиусом А. Крамом. Это очень холодный и в то же время неистовый человек…
Я перебила его.
— Во-первых, я не близка с Юлиусом А. Крамом.
— Теперь я верю этому, — сказал он.
— А потом, — добавила я, — он всегда был безукоризнен по отношению ко мне, мил и бескорыстен.
— В конце концов я действительно поверю, что вам все еще двенадцать лет, — сказал он. — Я вот все думаю, как объяснить вам, как заставить понять, какая опасность вас подстерегает. И не знаю как. Но все равно я докажу.
Он протянул руку и привлек меня к себе. Стук моего сердца заглушал все остальные звуки. Он заключил меня в свои объятия и прижался щекой к моему лицу. Я чувствовала, как он дрожит. Потом он поцеловал меня. Тысячи фанфар желаний заиграли, тысячью тамтамов застучала кровь в наших венах, и тысяча скрипок наслаждений затянули для нас вальс. Позже, ночью, лежа рядом, мы шептали нежные слова, жалели, что не встретились двадцатью годами раньше и удивлялись, как это мы жили до сих пор друг без друга. Щенок продолжал спать на столе. Он был таким же невинным, как и мы теперь.
Я любила его. Я не знала почему, почему именно его, почему так быстро, так сильно, но я любила его. Мне хватило одной ночи, чтобы жизнь превратилось в то самое райское яблоко, такое налитое и сладкое. А когда он уехал, я ощутила себя отрезанной половинкой этого яблока, чувствительной лишь к нему и ни к кому другому. Одним прыжком я перемахнула из королевства одиночества в королевство любви. И странно, что ничего не изменилось: мое лицо, имя, возраст… Я никогда толком не могла понять, что же я такое. Теперь я потерялась окончательно. Я знала лишь, что влюблена в Луи, и удивлялась, что люди не вздрагивают при виде меня, не догадываются об этом с первого взгляда. Во мне снова обитал этот живой, независимый дух — я сама. Вновь появился смысл. Смысл во всем: в шагах, дыхании, мыслях, жизни. Когда я думала о нем, а думала о нем я всегда, мне хотелось заняться с ним любовью. И именно ради этого ожидания я ухаживала за своим телом, потому что оно нравилось ему. Дни и цифры тоже обрели смысл: я знала, что он уехал во вторник девятнадцатого и вернется в субботу двадцать третьего. Погода также имела значение, потому что если будет тепло, дорогу не развезет и его машина не застрянет в пути. Еще имело значение, чтобы между Солонью и Парижем не было заторов, чтобы рядом со мной всегда был телефон, из которого в один прекрасный миг донесется его спокойный, требовательный или взволнованный, счастливый или печальный, но ЕГО голос. Все остальное не имело значения. За исключением щенка, который стал таким же сиротой, как и я. Только он легче переносил разлуку — вот и все.
Щенок поставил Юлиуса А. Крама в тупик. Для того, чтобы определить его родословную, сказал он, понадобился бы сыщик и длиннющее расследование. И все же, когда щенок в знак симпатии порвал Юлиусу шевиотовые брюки, он, кажется, смягчился. И так как мы шли ужинать в один из тихих ресторанчиков с Дидье и еще какими-то знакомыми, он решил пригласить и собаку. По крайней мере, ему так казалось, ведь на самом деле решение приняла я. Юлиус в тот день был очень изысканным, знакомые оказались веселыми, а еда прекрасной. Ну, а что касалось Дидье, то он родился братом своего брата, и этим было все сказано. Единственное, я должна была вернуться к половине двенадцатого, потому что в полночь должен был звонить Луи и я хотела лежать в это время в постели, как я говорила, «на своем месте». Я хотела болтать с ним в темноте столько, сколько он пожелает.
— Странная идея возникла у вашего брата, — сказал Юлиус Дидье, указывая на щенка. — Я и не знал, что он знаком с Жозе.
Читать дальше