Сьюзен Льюис - Западня

— Твоя кузина? — спросил Вуди, кладя на стол какие-то бумаги. Он забежал к Мэриан выпить кофе.

— Нет. Ну ладно — это она… во всяком случае, похожа. Но…

— Мадлен , — прочитал Вуди подпись под фотографией. — Это ведь ее имя?

— А то ты не знаешь!

Вуди сдвинул очки на переносицу и еще раз вгляделся в снимок. На языке вертелась фраза: мол, я бы не прочь повторить, — но, пожалуй, это было бы бестактно по отношению к Мэриан.

— Зато ты знаешь, где ее искать. Позвони в редакцию.

Она позвонила. Ей сказали, что они не дают координаты моделей, но она может оставить сообщение. Мэриан продиктовала оба свои телефона: рабочий и домашний. Но прошла неделя, а Мадлен не позвонила.

В «Сан» вышел еще один фотопортрет, и, как только у Мэриан выдалось затишье, она начала было вращать диск телефона, но вдруг раздумала. Ей не хотелось докучать сотруднику редакции, который отфутболил ее в прошлый раз: еще раскричится.

Всего за четыре недели в ее судьбе произошли столь разительные перемены, что Мэриан только и оставалось искать прибежища в своей раковине. Правда, в последнее время подсознание все настойчивее заявляло о себе, не оставляя камня на камне от ее жалких отговорок, требуя честно признать: в ней живет и другая Мэриан Дикон. К примеру, позавчера она заставила Стефани хохотать до колик, пародируя Вуди. Потом ей самой не верилось, что она это отчебучила: сроду не замечала в себе способностей к лицедейству, а уж публичная демонстрация своих способностей и вовсе не лезла ни в какие ворота. Но ей было приятно смешить Стефани, которую она обожала: не только за сделанное для нее лично, но и потому, что рядом со Стефани ей было не страшно жить.

Стефани положила трубку и крикнула:

— Это была Мэриан. Только что звонила Бронвен. — Не дождавшись ответа, она распахнула дверь ванной. — Я говорю…

— Я слышал, — ответил Мэтью, вытирая голову.

Прислонившись к дверному косяку, Стефани молча разглядывала его.

— Она хочет, чтобы Мэриан вылетела в Нью-Йорк.

— Вот как? — Мэтью бросил полотенце и начал причесываться. Однако поймал в зеркале ее отражение и ухмыльнулся. — На что это вы так пристально смотрите, Стефани Райдер?

— На твои ноги.

Он подошел и обнял ее. Как всегда, прикосновение его литого мускулистого тела зажгло в ней пожар; она подставила рот для поцелуя. Последние полтора месяца Стефани прожила в квартире Мэтью. Тот вечер в Бристоле открыл ей глаза. Глупо обманывать себя. Поэтому Стефани дождалась его возвращения в Лондон и соблазнила — по его выражению. Приехала, позвонила у двери, а когда он открыл, сказала: «Я люблю тебя». — «Тогда входи».

Ей не забыть ту ночь и нежность его ласк. Он как будто поставил перед собой цель заживить все раны, унять боль, заставить ее забыть все страдания. А розы, которые он прислал ей на следующий день! А то, как однажды вечером она обнаружила его дверь открытой! Он сидел на диване в гостиной и читал газету. На кофейном столике красовалось шампанское. Он взглянул на часы и с присущей ему иронией заявил, что она припозднилась. И уткнулся в газету.

Счастье было таким ощутимым, таким бесспорным, что всякий раз смотрясь в зеркало Стефани казалась себе отреставрированной картиной старого мастера. Иногда любовь переполняла ее так, что, где бы они ни были и что бы ни делали, она испытывала острую потребность сказать ему об этом, и он с улыбкой заключал ее в объятия. Теперь, когда оба отбросили притворство, им казалось, будто не было ни разлуки, ни тяжких мучений.

Наконец он отпустил ее, бормоча:

— Я люблю тебя, Стеф.

У нее остановилось сердце. Сколько бы ей ни было отпущено лет, она никогда не устанет слушать эти слова!

— Я тоже. Но если продолжать в том же духе, мы опять окажемся в спальне, а дел — под завязку!

Когда Мэтью присоединился к ней в гостиной, Стефани уже сварила кофе и теперь вносила поправки во второй вариант сценария. Эта сторона их отношений была предметом ее особой гордости: они могли только что говорить о своей любви, а в следующее мгновение — уже обсуждать сценарий. В этот день им предстояло подобрать актеров на роли в «Исчезновении». Правда, основная часть работы была уже проделана, острые углы сглажены, камни преткновения убраны с дороги. Только что полученный Элеонорой Брей «Оскар» за роль второго плана помог добиться ее согласия играть Оливию.

Пока Мэтью разговаривал по телефону, а Стефани рассматривала фотографию Оливии. Она изучила это лицо до мельчайшей черточки, но всякий раз у нее пробегал холодок по спине. Это лицо было неописуемо прекрасно, но в нем было что-то жуткое. На этом снимке Оливии было двадцать два года, но она казалась очень искушенной и даже старой. У Стефани было такое чувство, словно девушка издевается. Она ни с кем не делилась, но подозревала, что Бронвен чувствует то же самое. «Я ее ненавижу! — вырвалось однажды у Бронвен. — За то, что она меня ненавидит».