Сьюзен Льюис - Западня

Он открыл дверь и, прежде чем захлопнуть, проверил карманы — не забыл ли ключ. Вуди просигналил еще раз. Мэтью опрометью кинулся вниз по лестнице. Как ему удалось не свернуть себе шею, одному Богу известно, зато девушке, на которую он налетел, крепко досталось.

— Какого… Что вы здесь делаете?

Мэриан обхватила голову руками. Потом стала медленно подниматься, держась за перила.

— Извините.

— Вам плохо?

— Нет-нет, все в порядке. — Она откинула назад жидкие, мышиного цвета волосы, и Мэтью увидел опухшие красные глаза, бледные как смерть щеки и искусанные в кровь губы. Казалось, она вот-вот расплачется.

Мэтью вздохнул и, стараясь не выдать удивление и досаду, шагнул навстречу.

— Вы живете наверху?

Мэриан кивнула.

— Хотите пожаловаться на шум? Жалуйтесь. Если вам удастся заставить ее перестать, я только спасибо скажу.

Вуди просигналил в третий раз. Мэтью лихорадочно думал. Нельзя оставлять девушку в таком состоянии. А с другой стороны, не хватало разыгрывать из себя святого отца.

— Слушайте, я спешу… Но эти концерты… Нужно что-то делать. Я вернусь около шести. Заходите, подумаем, что можно сделать.

В опухших глазах Мэриан вспыхнула такая благодарность, что он пожалел о своем предложении.

— Правда? Я…

— Около шести, — перебил Мэтью и сбежал вниз.

Вездесущий и всемогущий, а также преданный первый помощник режиссера по прозвищу Вуди, не сбавляя скорости несся в своем «порше» по булыжной мостовой и наконец затормозил перед отелем «Хилтон». Мэтью отдал кое-какие распоряжения, гоготнул в ответ на очередную хохму Вуди и поднялся на крыльцо.

Его появление вызвало ажиотаж среди отутюженного и накрахмаленного персонала гостиницы. В прошлом году, после выхода его фильма «Месье и мадемуазель», пресса приложила все усилия, чтобы сделать из Мэтью Корнуолла что-то вроде секс-символа. Он пришел в ужас — но его смущение и грубость по отношению к репортерам только способствовали его окончательному превращению в звезду. Особый интерес вызывала его интимная жизнь, которую он, будучи по натуре замкнутым, старательно прятал от посторонних глаз. Тем не менее пресса не сдавалась и восполняла недостаток информации домыслами. Обладай Мэтью хотя бы половиной приписываемого ему темперамента, он мог бы выступать в цирке — как неоднократно обещал Кэтлин, когда она звонила, чтобы обвинить его во всех смертных грехах.

Женщина-администратор лично провела его через фойе. Она распространяла терпкий запах духов и ни на секунду не закрывала рот. Наконец они остановились перед дверью без таблички, и мисс Картер — он прочел фамилию на нагрудной табличке — посторонилась, чтобы пропустить его вперед. А когда он поблагодарил ее, так зазывно улыбнулась, что он покраснел.

В комнате никого не было — ничего удивительного. Обычный продюсерский приемчик: пусть подождут! Однако его поразили размеры комнаты. Это был настоящий конференц-зал: на длинных столах ждали блокноты, графины с водой и множество стаканов. Он поискал глазами видеомагнитофон — и, разумеется, нашел. Рядом высилась горка кассет. Он взял одну посмотреть, но она оказалась закодированной.

Прошло несколько минут. Заложив руки в карманы, Мэтью мерил шагами комнату и гадал: почему она выбрала конференц-зал? Насколько ему известно, встреча должна была проходить с глазу на глаз. Он представил себе, как, взгромоздившись на стол, выкаблучивается перед аудиторией, состоящей из финансистов, исполнительных директоров, сценаристов и сопродюсеров, — и наконец падает перед ними на колени, умоляя доверить ему эту постановку. И видео… Может, когда он в последний раз был со Стефани, их снимали скрытой камерой и теперь она хочет прокрутить пленку, кадр за кадром, бесстрастно наблюдая, как он теряет остатки достоинства? Он засмеялся: «Кажется, у меня разыгралось воображение». Сколько лет он запрещал себе вспоминать ту ночь!..

Наконец послышались шаги. Дверь отворилась, и вошла она — Стефани Райдер. Его бывший помощник по производству, с которым он работал вплоть до того…

Она улыбнулась.

— Привет, Мэтью.

За ее спиной болтались с нарочитой небрежностью собранные в узел волосы. Эта прическа шла ей больше, чем завивка. Стефани не злоупотребляла косметикой и больше не пыталась скрыть россыпь золотых веснушек, но зеленые с поволокой глаза и сочные губы были все так же соблазнительны. Она поставила на стол «дипломат» и, сняв пальто, осталась в темно-синем брючном костюме и белой блузке, схваченной у горла брошкой из искусственных бриллиантов. Все было новым — и стиль, и одежда.