Ксения Васильева - Девственница

Неважно, они прелестны. Люблю маленькие букеты. Мне там, в Ев-ропе, дарил такие бутоньерки один старик, милейший, мсье Бури, он, видимо, любил меня...

И я вас люблю, - сказал он, не повышая голоса, без выражения и интонаций.

Что? - переспросила она, так как подумала, что ослышалась.

Он посмотрел на неё своими темными сегодня глазами:

Я сказал, что и я вас люблю.

Что ей делать? И что это значит? Может быть, он - сумасшед - ший? Так ей никто не признавался. Обычно начинаются попытки объ - ятий, поцелуев, бессмысленных слов... Но что-то надо говорить.

Нельзя же сидеть и молчать. Она сказала:

Я вас не понимаю... - Ей не нравилось имя Валентин, оно не шло ему и она старалась обходиться без имени.

Он откликнулся:

И не поймете...

Но тогда зачем вы это сказали, Валентин, ведь это сущая неп-равда и для чего она вам? Что вам от меня нужно? - в голосе её зазвучала истерика, потому что она подумала, что ему от неё что-то надо. Еще вчера было надо, не деньги, нет, но что-то. И он таким пошлым образом хочет её купить и получить то, что ему надо. Но неужели он считает её такой дурой? Она чуть не заплака-ла.

Вы меня обидели... - сказала она и еле сдержала слезы.

Он посмотрел на неё каким-то погасшим взглядом и сказал:

Да, я знаю...

Зачем? Что я вам сделала? - спросила она и подумала об обсурд-ности происходящего. Пусть он ей объяснит.

Так получилось, - сказал он. - Я не думал, что так получит-ся... Не ждал.

Но тогда... - она выдавила из себя эти слова, - тогда вам надо уйти.

Я знаю, - сказал он, - я сейчас уйду. - Посмотрел на неё непо-нятным взглядом и добавил: - А вы меня боитесь.

Нисколько, - сказала она небрежно и громко, но поняла, что он прав, она его боится...

Не бойтесь меня. Я ничего плохого вам не сделаю.

Не бойтесь... - снова повторил он и монотонно продолжал: - Я сегодня не спал всю ночь. Но это не так важно сейчас. Я не спал всю ночь и думал, что со мной случилось? Что произошло? Такое было со мной в четырнадцать лет, когда я влю-бился в девчонку, которая приезжала в наш двор на машине, за ру-лем, а была примерно мне ровесницей... Я помешался на этой дев-чонке. Я смотрел на неё из окна, из-за дерева, из-за всех мысли-мых углов. Она, конечно, этого не замечала, то есть не замечала меня, не видела. Она была надменная и красивая. И я тогда решил, что у меня будет эта девчонка и я буду владеть ею. А она куда-то исчезла и перестала приезжать.

Теперь я не мальчик из подворотни. Я богат и могу иметь все, и имею. Вы, наверное, поверите мне? - он взглянул на неё открыто, и она ответила открытым взглядом, он опустил глаза первый, а она сказала:

Вот этому я верю. Но ещё раз спрашиваю вас - если вы, который все может купить, как я поняла, зачем я вам нужна? Для чего?

Вы - для любви... - сказал он, и щеки его вспыхнули, как вчера, и глаза стали отливать сиреневым светом. Она вдруг задохнулась от этих простых слов, и у неё начались перебои в сердце, настоя-щие перебои, сердце скакало, как ненормальное. От его слов.

Она встала. Он тоже.

Я понимаю, что мне надо уходить, - сказал он с некоторым воп-росом в голосе. Она молчала.

Он сказал:

Поверьте мне, Наташа, можно, я так буду вас называть? (она кивнула), что я никогда в жизни не говорил слово - люблю. У меня вызывало смех это признание. Что такое - лю-бить? Хотеть - да, это понятно, желать, жаждать, - это ясные понятия. Для меня секс был, как хорошая еда с выпивкой, или какой-нибудь изыск после плотного обеда... Видите, я честен. Хоть вам и противно это слу-шать, но это так.

У Наташи вырвалось:

Вот потому я ненавижу все, связанное с сексом!

Валентин внимательно посмотрел на нее:

Неужели вы не сексуальны?

Она злобно огрызнулась:

Абсолютно! Совершенно.

Она хотела ещё кое-что сказать этому любителю секса, но остерег лась, пусть катится, - решил, что одинокая бабочка в возрасте устроит ему роскошную ночь или шикарный день в постели. А потом он сможет забыть её спокойно и навсегда. Не выйдет! Пусть убира - ется!

Мы с вами, кажется, все выяснили, Валентин. Я не для вас, как говорится, а вы не для меня. Так что пора нам расста-ваться!

Он вышел в переднюю, обернулся к ней и сказал:

Прощайте, - и посмотрел на нее, но не призывно, а с тоской. Но за все это время, что у них происходил этот сумбурный безумный разговор, он ни разу не подошел к ней, не дотронулся до нее, не взмахнул призывно ресницами, - а мог бы, - такой красивый неор-динарный мальчик! Он надел плащ и вдруг снова повернул-ся к ней:

Да, ведь я вам принес шубу... Этот барыга мне прита-щил. Не знаю уж, любимая она ваша или нет.