Тереза Крейн: По велению сердца

— Знаю, Но, Кэрри, моя дорогая, удастся ли тебе уладить все дела?

Честно говоря, этот вопрос не раз приходил ей в голову.

— Я уже много раз совершала путешествия и уверена, что для меня это не будет слишком сложно. Кроме того, там есть небольшая английская община. Я уверена, что найду кого-нибудь, кто мне поможет. У бабушки и дяди Генри были кое-какие связи, а в деревне должны остаться друзья.

Она наблюдала за ним украдкой, затаив дыхание. Кэрри понимала, что внутри него происходит борьба между жадностью к деньгам и соблюдением приличий, между желанием получить выгоду и стремлением удержать ее при себе, под своим присмотром. Она вдруг ясно увидела тот момент, когда победило корыстолюбие. Кэрри опустила взгляд и стала напряженно ждать.

Неожиданно он прищелкнул пальцами.

— Томас Кук, — произнес он. — Конечно, Томас Кук. Я куплю у них билет. Они сделают все как надо, я уверен.

— Да, я тоже не сомневаюсь, — выдохнула она.

Свобода. Несколько недель драгоценной свободы. Свободы от стен дома № 11 по Бэрримор Уок. Свободы от скупости Артура, от его постоянных придирок и нравоучений. Свободы от тирании вторников, четвергов и суббот.

— Тебе придется экономно расходовать деньги. Ты знаешь, мы не можем себе позволить бездумно разбрасываться деньгами.

— Да, разумеется.

— Может быть, ты будешь жить в доме бабушки, чтобы не тратиться на гостиницу?

— Да, — опять согласилась она. — Разумеется.

— Бэгшоу сказал, на это уйдет три недели, включая время на дорогу.

— Но он также сказал, — тихо добавила она, — что, возможно, потребуется и больше.

— Трех недель, дорогая, тебе должно быть достаточно, — твердо и категорично заявил он.

Она промолчала.

— Как только оформишь все документы, сразу же возвращайся. Мы можем продать дом, находясь в Англии.

— Да.

— Ну, хорошо. — Он довольно потер руки. — Итак, решено.

Кэрри опустила голову, разглаживая руками юбку на коленях и стараясь скрыть охватившую ее радость.

— Завтра я позабочусь о билете.

— Спасибо.

— Твоя бабушка, этот стреляный воробей, видимо была довольно странной женщиной. Но она обладала сильным характером, и Бэгшоу говорит, что в обществе ее уважали.

— Да.

— А все эти ее диковинки, скорее всего, можно выгодно продать.

Кэрри медленно вздохнула, стараясь немного успокоиться и не выдать бушевавшего в ее душе волнения.

— Но мы не знаем, осталось ли там что-нибудь из ее коллекции.

— Конечно, конечно. Но, если хоть что-то сохранилось, то, используя ее связи в артистических кругах, можно попытаться… — Он бросил на нее нетерпеливый, слегка раздраженный взгляд. — Кэрри, ты прекрасно знаешь, что мне не нравится все это. Мне неприятна сама мысль о том, что ты уезжаешь одна… Я буду беспокоиться…

— Все будет хорошо, Артур. Я уверена, что справлюсь. — Она постаралась придать своему голосу уверенность. — Хочешь еще чаю?

С присущей ему рассудительностью и практичностью Артур решил, что Кэрри не стоит отправляться в путь зимой. Были написаны подробные инструкции, оговорены все мелочи. Март. Она поедет в Италию в конце марта.

Сознание этого согревало ей душу и наполняло радостью сердце.

Март. В марте она вновь окажется в итальянском доме. Одна. Кэрри вновь и вновь обращала свой взгляд к картинам, и дорогие ее сердцу воспоминания оживали в ее сознании — не только вилла Кастелли, но и семейный дом в Хэмпстеде, который всегда был связан для нее с Рождеством и с ее бабушкой Беатрис. Свои. Прошло уже десять лет с тех пор, как ее не стало, но она все еще была жива в памяти Кэрри. И Кэрри справедливо полагала, что память о ее бабушке жива и в сердцах тех людей, кто близко ее знал и любил. Дом в Хэмпстеде был для Кэрри безвозвратно потерян. Давно, еще до войны, Беатрис продала его, когда у нее кончились деньги. Она была неумелой хозяйкой. Кэрри помнила до сих пор, как ее мать, Виктория, сокрушалась по поводу этой потери: «Думает ли мама о том, что делает? Ради всего святого, куда нам деваться, если не удастся сохранить дом в Хэмпстеде? Неужели она действительно считает, что можно жить в Италии? Это же просто немыслимо!»

Но, в конце концов, именно так она и поступила. Она уехала в Италию со своим красивым старшим сыном, умственно неполноценным, но все-таки горячо любимым. На лето мать привозила Кэрри к бабушке. И тогда для Кэрри наступали волшебные времена, полные солнечного света и восторга, овеянные очаровательно опасным присутствием ее кузена Лео. Ее эксцентричная бабушка, блаженно погруженная в себя, порой импульсивная, по обыкновению немного рассеянная, но всегда любимая, проявляла к своей единственной внучке живой интерес, хотя Кэрри всегда сомневалась, можно ли было назвать это чувство любовью. Но это внимание действовало на Кэрри так благотворно, что она расцветала, как цветок под ласковыми лучами солнца.