Тереза Крейн - Райский уголок

Он покачал головой.

Грубые, резко сказанные слова вдруг всплыли в ее сознании: «Я и цыганское отродье в повозке…» Рейчел слегка вздрогнула.

— Я вовсе не это имела в виду, — сказала ока. — Гидеон, я была сама не своя. Я пыталась объяснить тебе, но ты исчез.

Они шли по тихим улицам. Слева от них между деревьями мерцали воды реки. Верфи и доки в воскресный день были безлюдны и погружены в тишину.

— Филиппа говорит, тебе пришлось пережить тяжелые времена, — наконец нарушил он тишину. Ему так и не удалось избавиться от норфолкского выговора.

— Да.

— Мне очень жаль.

— Ты не виноват в этом. — Она искоса взглянула на него и грустно рассмеялась. — Хотя не могу отрицать, что ты имеешь к этому некоторое отношение.

Он улыбнулся в ответ. Однако улыбка едва тронула его губы, а лицо оставалось печальным.

— Я отвратительно себя чувствовала. — Ее глаза, устремленные вдаль, стали серьезными. — Дело вовсе не в боли, хотя она была невыносимой, и не в том, сколько времени я приходила в нормальное состояние — я болела довольно долго. — Она говорила тихо, речь ее была бессвязной. — Понимаешь, я ощущала пустоту. И глубокую печаль. Ничто не могло избавить меня от этих ощущений. — Затаенные, давно сдерживаемые слова бурлили в ней. Ей необходимо было выговориться. Она хотела рассказать ему обо всем. Она жаждала — страстно, отчаянно жаждала, хотя не могла сказать, почему, — чтобы он понял ее.

Она замолчала, прикусив губу.

— Продолжай, — попросил он.

Рейчел заговорила вновь. Она говорила, а он молча слушал ее — именно этого она и хотела от него — но это не было молчание осуждения или безразличия. Когда она запиналась, он побуждал ее продолжать, стремясь узнать о ней как можно больше. И по мере того, как она говорила, боль — ноющая боль, которая не оставляла ее, — наконец успокоилась.

— Мне без конца снится сон — ночь за ночью, ночь за ночью… будто у меня есть ребенок… мальчик, всегда снится мальчик, и я слышу его крик, но не могу его найти — боже, это так страшно! — и так напоминает действительность! Я просыпаюсь раз за разом в слезах… — Она никогда никому не рассказывала о своих снах. И рассказать об этом Гидеону сейчас было для нее все равно что снять груз с души. Она не стала распространяться обо всем, что происходило потом. О депрессии, которая не отпускала ее несколько месяцев и теперь казалась такой далекой и страшной, будто не существовала в реальности, а была лишь плодом ее фантазии. И обо всякого рода излишествах и крайностях, которые она себе позволяла. Они шли, никого не замечая вокруг — сначала по Лоуэр Темз-стрит, потом по Аппер Темз-стрит и в конце концов оказались на набережной Виктории, с ее величественными зданиями и островерхими крышами Вестминстера, видневшимися вдалеке.

А она все не могла остановиться.

— …А потом я встретила Кучерявого, да благословит его Бог. Я действительно была в таком состоянии, когда мне было наплевать, что со мною будет. Я думала — я помню, что думала об этом, — она глубоко вздохнула, — что было бы лучше, если бы я умерла. И тут появился он. Просить меня помочь ему с его стороны было нахальством. Он даже не мечтал, что я возьмусь за это. Но я согласилась — и очень рада этому. Я действительно вернулась к жизни и наслаждаюсь ею. Мне нравится работать на рынке. Мне нравится зарабатывать деньги — а мы их зарабатываем; мне нравится моя свобода и люди которые меня окружают. В конце концов, нравится то, что мне есть чем заняться и о чем думать. — Она слабо улыбнулась. — Я знаю, в свое время многие пытались внушить мне ту же мысль. Включая тебя, если я правильно помню.

Они стояли, прислонившись к парапету набережной и глядя на реку. Чайки перекликались, кружа над их головами, голуби суетливо толклись у их ног. Мимо проплыл прогулочный катер, направляясь к Вестминстеру.

— Кучерявый сказал, что в моих жилах течет кровь торговца. — Она оперлась на локти, глядя на волны, набегающие друг на друга и с шумом разбивающиеся о парапет. — Он даже не мог предположить, насколько близок к истине.

— Ты имеешь в виду своего отца? — Он внимательно смотрел на нее.

Рейчел подняла на него глаза. Казалось, прошла целая вечность с того дня в залитом солнцем лесу, когда она посвятила его в тайну своего рождения.

— Кто знает?..

— А тебе бы хотелось знать?

Она долго всматривалась в его лицо, затем покачала головой:

— Нет. Теперь уже нет.

Линия его рта несколько смягчилась. Еще один прогулочный катер, разрезая волны, устремился вслед первому. Она протянула руку. Гидеон взял ее.