Бетти Бити - Кентская красавица

Некоторые подняли стулья. Я дико озиралась, что касается Джейсона, то его и след простыл. На сцену летели чайные ложки и ножи, камни и бутылки. Одна задела мою щеку.

— Мисс Гудвин, — я взяла ее руку, — лучше уйти, я думаю.

— Вы, девочки, идите. Но я — никогда! — Сэр Беркли расправил плечи, он выглядел сбросившим лет двадцать. — Никогда бы не сказал…

Чайная ложка ужалила его в висок. Он, как будто пораженный ею, откинулся назад. Его очки упали на пол. Я услышала характерное звяканье разбивающегося при соприкосновении с полом стекла.

Тогда кто-то, должно быть, выключил рубильник, так как зал погрузился в шумную темноту.

Несколько секунд спустя мощный сноп света уже двигался к сцене, освещая сэра Беркли со всех сторон и как бы отыскивая на полу его пенсне.

— Выходите! Все! — приказывал голос Билла Напьера.

Сэр Беркли не спорил. Мисс Гудвин и я помогли ему спуститься по ступенькам.

— Вы тоже, бригадир. Наружу! Чем скорее вы выйдете, тем быстрее мы успокоим эту братву.

Он говорил громко, чтобы его слышали оставшиеся в зале.

Он стоял на сцене, широко расставив ноги, и его фонарь сиял вокруг.

— А теперь слушайте! Первое, я хочу, чтобы включили свет. И если это не произойдет в две секунды, я спущусь вниз и разберусь с несколькими головами сразу!

Он показал свой сжатый кулак в свете фонаря — действительно огромный. Теперь воцарилась полная тишина.

Внезапно зажегся свет. Так как я спешила вместе с выступающими выйти на улицу через служебный вход, мои глаза моргали от света, постепенно оглядывая картину полного опустошения и хаоса. Сломанные стулья, сдернутый занавес, осколки разбитых тарелок. От множества опрокинутых стаканов с кофе изысканный паркетный отполированный до блеска пол покрылся пятнами и дымился.

Холодный ночной ветер врывался в зал через разбитое окно, давая сделать глоток свежего воздуха, помогающего прийти в себя от удушливой смеси горьковатого запаха кофе, пролитой колы и раздавленных апельсинов. Виднелось море рваных и скомканных бумажек, камней и разбитых бутылок.

Я услышала голос Билла Напьера, он сказал:

— Я хочу, чтобы холл был очищен. Не только от вас, но и вами! Ты, — он указал на юношу, который начал весь этот ужас, — и ты, и ты. Оставайтесь где стоите. Остальные, бейте их.

Я увидела капли крови на деревянном полу. И еще кровь — на ручке двери, которую я открыла. Я втягивала большими глотками свежий ночной воздух, пока сопровождала сэра Беркли и мисс Гудвин до их машин. Я чувствовала слабость. Кровь в зале беспокоила меня. Я теперь только думала о Марии. Я не могла вспомнить, видела ли ее, когда свет опять включился. В последний момент я заметила, что она в самой гуще этого ужаса.

— Я не знаю, где Мария, — сказала я неопределенно, закрывая дверцы машины за ними.

Позади меня в деревенском холле стояла зловещая тишина, которую лишь подчеркивало шуршание подметающих и моющих метл и щеток. На лицах молодых людей читался стыд. Стоял гул газующих мотоциклов. Машины заводились, воздух наполнился выхлопными газами. Я почувствовала легкое головокружение.

— Я лучше пойду, не буду дожидаться. Робин сможет увидеть Марию и меня дома.

Я помахала отъезжающим. Церковные часы мелодично прозвонили восемь тридцать. Трудно было себе даже представить, что все это произошло в столь короткий промежуток времени. Я продолжала идти. Свет падал из окна прямо на меня. Повсюду были капли крови, ее прерывистый след испачкал дверь, пока я ее открывала. Последнее, что я помнила, это то, как поняла, что это моя кровь.

И тогда я потеряла сознание.

Очнулась в гримерке за сценой, под ярким светом ламп. Я лежала на диванчике, вытянувшись во всю его длину, укрытая мужским твидовым пиджаком. Может, это Робин, подумала я. Но нет. Пиджак не пах трубочным табаком. Он был теплый, ворсистый, как вереск, и очень удобный. Моих жакета и джемпера на мне не было. Они висели, аккуратно сложенные, на спинке стула. Капли крови виднелись на жакете и на горловине джемпера. Я потрогала пальцами челюсть, как бы исследуя ее. Она казалась жесткой и онемевшей. На ней была большая мягкая, но в то же время упругая повязка, мочка уха была заклеена пластырем. Я не поворачивала голову и не звала никого, но почти незаметное движение моей руки, должно быть, просигнализировало о том, что я пришла в сознание, кому-то в комнате. Огромная тень выросла между мной и светом.

Билл Напьер присел на корточки около меня. Его лицо было очень нежным, а глаза выражали сильное беспокойство.