Милена Иванова - Женщина на грани...

Занятия в университете закончились, и моя учеба тоже подошла к концу. Диплом секретаря был у меня на руках, и я собиралась в скором времени подыскать себе подходящую работенку в приличном офисе. Торговлей я была сыта по горло. Продавщицы из меня никогда бы не вышло — у меня не хватало ни терпения вначале, ни выручки потом. К тому же я была уверена, что заслуживаю лучшей жизни. За все это время мне так и не пришлось поразвратничать ни с кем, даже немножко. Поэтому, зажатая между дурацкой работой и полным отсутствием кого-то, с кем я могла бы разрядить эмоции и поделиться своей неуемной энергией, неудивительно, что я впала в депрессию и чувствовала себя подавленной и угнетенной.

Был пик лета. Жара стояла такая невыносимая, какая может быть только летом в Мадриде. Квартира стала похожа на духовку для жарки кур гриль, которыми торговали в «Английском дворе».

Эстрелье удалось смотаться. Она прохлаждалась теперь в Сантандере. Мы же с Антонио, как наказанные, остались убивать благословенное время каникул дома. Кто знает Мадрид, тот представляет, в какую пустыню превращается город в разгаре августа. В первых числах этого месяца словно гигантским пылесосом кто-то проходится по улицам и площадям и всасывает весь народ, да так начисто, что в городе не остается ничего, кроме смертельной скуки. Изнуренные жарой, выжатые до капли, мы с Антонио не обращали друг на друга никакого внимания: спали с открытыми дверями в комнатах и выходили на кухню и в коридор чуть ли не нагишом. Иногда я ловила на себе жгучий, пожирающий, гипнотизирующий взгляд соседа, но не обращала на это никакого внимания и не оставляла ему никакого шанса. Было и так достаточно жарко, чтобы еще чем-то перегревать себе голову.

Эта ночь была такой же, как и все предыдущие, и коротали мы ее абсолютно так же, как и всегда. Я валялась на диване, Антонио устроился в кресле. Было почти четыре утра, а мы все еще безуспешно надеялись, что через распахнутые настежь окна в квартиру войдет хоть какое-то количество свежего воздуха. Мы уже устали переключать телевизор с одного канала на другой. Глаза у нас слипались от духоты и усталости. Я растянулась на диване и лежала как вареная. Нет, как жареная.

Поначалу, почувствовав, как маленькие, ловкие и быстрые пальчики массируют мне плечи, я даже не поняла, сон это или все происходит наяву. Я прикинулась наивной дурочкой и долгое время не вмешивалась в это занятие, потому что, надо отдать Антонио должное, его пальчики делали свое дело просто феноменально мастерски. Его руки забрались под мой топик, надетый прямо на голое тело, и я сама помогла его снять. Тогда его пальцы лихорадочно забегали по всей моей спине. Вскоре я ощутила, как он прошелся языком прямо по позвоночнику. У меня забегали мурашки по коже, но это было скорее приятно, чем неприятно. Я смаковала его ласки, вальяжно и лениво, наслаждаясь и чувствуя себя Клеопатрой. Его тело внезапно задрожало, он не мог больше себя контролировать и мокрыми губами прошептал мне на ухо:

— Я от тебя торчу! Какая телка! Проклятие, ты меня возбуждаешь!

Я тут же очнулась — меня как холодным душем обдало, — тут же отпихнула его от себя и, перевернувшись к нему лицом, выставила на обозрение свою драгоценную грудь. Совершенно отдавая себе отчет в том, что созерцание этого великолепного запретного зрелища окончательно сведет его с ума, я холодно добавила:

— Оставь меня. Я иду спать.

Антонио уставился на меня, не понимая ни слова. Потом попытался удержать меня, но я вырвалась и убежала. Этой ночью я спала за закрытой дверью. Я рухнула на постель, взяла сигарету, закурила и стала рассуждать. Мозг говорил мне, что ничего не надо, что он не нравится мне, что с ним даже связываться не стоит. Тело пело другую песенку, что немного секса никогда не помешает и еще никому не повредило и надо же в конце концов время от времени хоть что-то чувствовать у себя между ног. Мозг настаивал, что я просто шлюшка зеленая, которая путается с собственным соседом по квартире, что беспорядочные половые связи никогда ничем хорошим не кончаются, особенно когда партнер тебе не нравится, совсем, настолько, что ты не видишь в нем ничего хорошего. Тело продолжало свою вечную песню: что ни к чему это не обязывает, я хоть вспомню немного, что у меня есть сиськи и пиписька и что уже почти четыре года, как я снова девственница. Мне так и не вспомнить, чем закончилась эта война и кто из двоих одержал победу, потому что незаметно для себя я спеклась и провалилась в сон.