Мэри Брэддон - Аврора Флойд

— Как ты смел! — повторяла она беспрестанно, и щеки ее из бледных ярко вспыхнули от усилия держать этого человека одной рукой. Хлыст сломался в нескольких местах.

Джон Меллиш, случайно войдя на двор в эту минуту, побледнел от ужаса при виде прелестной фурии.

— Аврора! Аврора! — вскричал он, вырвав у нее конюха и оттолкнув его шагов на десять. — Аврора, что это такое?

Она сказала ему отрывисто причину своего негодования. Он взял сломанный хлыст из ее руки, поднял ее шляпу, которую она, в бешенстве, растоптала ногами, и повел ее через двор к задней лестнице дома. Стыдно и горько было ему думать, что это неоцененное, обожаемое существо сделает что-нибудь неприличное для себя, даже то, что может сделать ее посмешищем. Он сбросил бы свой сюртук и подрался бы с полдюжиной угольщиков, но она…

— Ступай, ступай, моя дорогая! — сказал он с грустной нежностью, — слуги выглядывают и смотрят. Тебе не следовало этого делать; тебе надо было сказать мне.

— Сказать тебе! — вскричала Аврора нетерпеливо: — Когда мне было бежать отыскивать тебя, когда я видела, что он бьет мою собаку, мою бедную, хромую собаку?

— Ступай, душа моя, ступай! Успокойся и ступай.

Он говорил, как будто старался успокоить взволнованного ребенка, потому что видел по судорожному колыханию груди, что эта сильная вспышка кончится истерикой, как, рано или поздно, должно кончаться всякое женское бешенство. Он почти отнес ее по черной лестнице в ее комнату и положил на диван в ее амазонке. Сломанный хлыст он положил в карман, а потом, стиснув свои зубы и сжав кулаки, пошел отыскивать Стивена Гэргрэвиза. Переходя черед переднюю, он выбрал крепкий кожаный охотничий хлыст.

Стивен сидел на приступке, когда Джон вошел на двор. Он потирал свои плечи с плачевным лицом, и мальчики, служившие в конюшнях и видевшие, может быть, его наказание, смотрели на него в почтительном расстоянии. Они не имели желания подходить к нему, потому что Стив имел привычку махать своим складным ножом, когда считал себя обиженным, а самый храбрый мальчик в конюшне не имел желания умереть от удара ножом.

— Мистер Гэргрэвиз, — сказал Джон Меллиш, приподняв его с приступка и поставив перед собой — не мистрисс Меллиш должна была прибить тебя; она должна была сказать мне, чтобы я это сделал за нее. Так вот же тебе, трус!

Кожаный бич свистнул в воздухе над плечами Стива, но Джон почувствовал что-то презрительное в этой неравной борьбе. Он бросил хлыст и все держа Стива за ворот, привел его к калитке.

— Ты видишь эту аллею? — сказал он, указывая на прекрасную просеку, расстилавшуюся перед ними: — Она ведет прямо из парка, и я очень советую вам, мистер Стивен Гэргрэвиз, отправиться по ней как можно скорее и никогда не показывать вашего безобразного лица на земле, принадлежащей мне. Вы слышите?

— Да, сэр.

— Постой! Кажется, тебе надо выплатить жалованье. Он вынул пригоршню денег из кармана жилета и бросил их на землю; соверены и полкроны покатились по песчаной дорожке; потом Джон повернулся и оставил Стива подбирать рассыпанное сокровище. Стив Гэргрэвиз упал на колени и собрал все до последней монеты; потом, когда он медленно пересчитал деньги, на его бледном лице засияла усмешка: Джон Меллиш дал ему золота и серебра более, чем за два года его жалованья.

Он отошел на несколько шагов по аллее, потом обернулся и погрозил кулаком дому, который оставлял.

— Вы знатная барыня, мистрисс Джон Меллиш, пробормотал он, — но не подавайте мне случая сделать вам вред, а то, ей-богу, я его сделаю! Они думают, что Стив, может быть, все равно, что нуль. Подождите немножко.

Он опять вынул из кармана деньги и опять их пересчитал, медленно выходя из ворот парка.

Итак у Авроры было два врага: один таил неудовольствие и ненависть в святом кругу семейного очага, а другой замышлял погибель и мщение за стенами цитадели.

Весною Люси Флойд приехала в гости к своей кузине, быть свидетельницей счастья, царствовавшего в Меллишском Парке.

Бедной Люси представлялось, что Аврора содержится несколько лучше собак и несколько выше лошадей в этом йоркширском хозяйстве, и очень удивилась, когда увидела свою черноглазую кузину деспотической и капризной повелительницей, царствовавшей с неоспоримым могуществом над всеми существами двуногими и четвероногими. Ее удивил блестящий румянец на ее щеках, удивила веселость, сиявшая в глазах, легкость в походке, музыкальность смеха — словом, Люси удивилась, узнав, что вместо того, чтобы плакать над умершей любовью Тольбота Бёльстрода, Аврора научилась любить своего мужа.