Рейн Митчелл - Дружба, йога и любовь

В такие минуты, когда она, последовательно проведя учеников по всем этапам, усаживает их на коврики в состоянии мира, блаженства и глубокой релаксации, когда их тела поблескивают от пота, когда вечернее солнце за окнами сверкает на поверхности озера, когда все присутствующие хотя бы временно ощущают гармонию с миром, — именно тогда Ли начинает страстно мечтать о сигарете.

— Сделайте вдох через нос, втягивая остатки напряжения, и выдохните ртом, — говорит она. — Избавьтесь от неприятных ощущений.

Желание закурить — просто призрак прошлого, который посещает ее время от времени, напоминая о суете учебы и многочисленных стрессах, пережитых на медицинском факультете Колумбийского университета. В те годы Ли вместе с другими студентами выбегала на Сто шестьдесят пятую улицу после лекции об эмфиземе, аномальном росте клеток или сердечной недостаточности, закуривала и шагала, держась ближе к стенам домов, в сырых сумерках нью-йоркского вечера…

— Еще один глубокий вдох, полной грудью… и еще один полный выдох.

И курение было даже не главным ее недостатком. Слава Богу, давно уже миновали дни механической зубрежки, когда Ли пыталась что-то доказать матери, одновременно ощущая, что сбилась с пути и несется навстречу неведомой судьбе. Никаких сожалений, никаких запоздалых прозрений.

Когда однажды вечером Алан без каких-либо объяснений перевез вещи к другу, сказав лишь, что ему нужно немного времени, чтобы «собраться с мыслями», Ли по пути домой из студии зашла в магазин и купила пачку сигарет. Тревожный сигнал. Она не отказалась бы сегодня дать себе поблажку под тем предлогом, что у нее дурное настроение.

— Ом шанти, — иронически сказал продавец-индиец.

— Я беру для подруги, — солгала Ли, и отчего-то ей сделалось еще хуже.

Она выкурила только две сигареты и уже собиралась выкинуть пачку, когда вдруг осознала, как подорожали сигареты за последние десять лет, и подумала, что выбрасывать их просто так — недопустимая трата денег. Ли спрятала пачку в бардачок. Может быть, она отдаст ее бездомным. Впрочем, это все равно что подарить ближнему рак легких. Вот и говорите о плохой карме. Ли не знала, как поступить с сигаретами, — разве что держать их вне досягаемости, пока она не придумает, что делать.

Она уже долго держит группу в савасане. Ли наблюдает за тем, как пятнадцать грудных клеток, освещенных золотым вечерним сиянием, синхронно поднимаются и опускаются, и старается не обращать внимания на Брайана, у которого некстати случилась эрекция — «стояк», как выражается Кэтрин. Ли закрывает глаза. Если сосредоточиться, она вступит в контакт с высшими силами. Глубокий вдох, медленный выдох… даже если жизнь и усложнилась в последнее время, даже если сейчас (давайте признаем) она довольно-таки неприятна — ситуация все-таки лучше, чем в Нью-Йорке в те мрачные дни, когда двадцатилетняя Ли безуспешно пыталась стать врачом… до Алана, до появления близнецов, до Лос-Анджелеса. До йоги.

Ли открывает глаза и видит, что задержала группу на семь минут. Четвертый раз на неделе. Или пятый?

Она выводит учеников из медитации, велит им сесть, скрестив ноги, а потом, внезапно охваченная всеобъемлющей теплотой и нежностью (они неизменно посещают Ли в конце занятия), говорит:

— Унесите это ощущение с собой, куда бы вы ни пошли. Спокойствие — к вашим услугам, как только оно вам понадобится. Если случится что-нибудь совершенно неожиданное, не позволяйте сбить себя с ног. Нельзя контролировать других людей, но вы способны управлять своими реакциями. Нельзя предсказать, что ни с того ни с сего сделают окружающие, и никто не предупредит заранее, даже если вы думаете, что все идет гладко… Приятного вечера, друзья. И не теряйте форму. Намасте.

— Я же говорила, что Ли — лучший учитель йоги в Лос-Анджелесе!

Стефани произносит это громко, в своем очаровательном стиле и, как всегда, преувеличивая. Она обращается к подруге, которую привела с собой в студию сегодня вечером. Стефани ничего не может поделать: отчаянные преувеличения — именно то, что помогло ей преуспеть в киноиндустрии. Ну или по крайней мере так она сказала Ли. Но когда речь заходит о кино, Ли обычно опускает превосходную степень, отсекает восемьдесят пять процентов похвал, делит остаток на два и верит сказанному лишь после просмотра фильма.