Филип Рот - Снег на вершинах любви

…Куда же идти? Повернуть обратно — бессмысленно. Назад пути нет. Но попасть в руки своих врагов — очутиться во власти этих лживых, вероломных людей? Люси снова выскочила на мостовую, с которой свернула во двор. Она кидалась из стороны в сторону — к Бродвею, от Бродвея и снова на улицу… Она торопливо огибала дом за домом… Прижималась к стенам… Проваливалась в сугробы. Снежная пыль запорошила лицо. Люси прислонила лоб к водосточной трубе, обросшей льдом. Земля кружилась и выскальзывала из-под ног. Кожа горела. Над ее головой распахнулось окно, Люси кинулась бежать. Голубой свет сменился серым. Она начала натыкаться на следы, которые оставила на снегу всего несколько минут назад.

Через какое-то время взгляд Люси уперся в окно кухни Бланшарда Мюллера, выходившее во двор. Люси толкнула плечом дверь гаража, проскользнула внутрь и закрыла за собой дверь. Прислонилась к автомобилю, схватилась за бок, уронила голову и закрыла глаза. Поплыли разноцветные пятна. Она старалась ни о чем не думать. «Почему он ненавидит меня? Нет, нет! Не может быть. Нет, нет, Рой врет!»

Она судорожно глотала воздух, и странное чувство, будто все существующие звуки вырываются в мир из ее головы, начало проходить. Ей стало холодно, вид предметов у противоположной стены гаража почему-то успокоил ее: виток садового шланга… лопата… полмешка цемента… сплющенный обод колеса… пара стоптанных башмаков…

Оглушительный скрежет. Люси подскочила, огляделась кругом — никого. Через окно гаража отлично видна кухня, даже шкафчики, выбранные ее матерью для мистера Мюллера. Опять послышался скрежет — и тут Люси увидела, как с крыши летит глыба льда. Она забралась в автомобиль.

А дальше что? Наступило утро… Если в кухне загорится свет, успеет ли она вовремя выбраться из гаража? Может, он уже заметил ее следы и, не выходя во двор, подкрадывается от парадной двери? Как она объяснит ему свое присутствие? Что бы такое сочинить, чему он поверит? Да нет, она расскажет правду — она просто не в состоянии ничего сочинять.

Ну и что потом? Она расскажет ему обо всем — о том, как они с ней поступили и какие у них планы, а он распахнет двери гаража, выведет автомобиль на дорогу и поедет с ней к Сауэрби. Вместе с Люси он подождет на крыльце, пока кто-нибудь выйдет на его звонок. Он разъяснит Айрин Сауэрби, почему они здесь… Но если мистер Мюллер неожиданно войдет в гараж и увидит, как она, скорчившись, прячется на заднем сиденье его автомобиля, он неминуемо придет к заключению, что она сама во всем виновата. Ей надо немедленно пойти к черному ходу — нет, прямо к парадному, позвонить и сказать, что она извиняется за такой ранний визит, она никогда бы себе этого не позволила, если бы не ее отчаянное положение… Но поверит ли он? Они ведут себя до того чудовищно, что он просто может не поверить, будто такое возможно. И может, он будет слушать ее, а сам думать: «Конечно, но ведь это она так говорит». А может быть, он выслушает ее, а потом для проверки позвонит матери. В конце концов, ну кто такая ему Люси Бассарт? Никто! Кто с ней станет считаться при таких-то отце и матери! «Извините, — ответит он, — но, по-моему, это не мое дело». Естественно! С какой стати будет он ей помогать, если даже близкие люди против нее? Нет, в мире есть только один человек, на которого она может положиться. Так было всегда, так будет и сейчас — спасти ее может только она сама.

Ей нужно спрятаться. Найти укромное местечко где-нибудь неподалеку, а потом, как только подвернется подходящий случай, схватить Эдварда и скрыться.

Но куда? А туда, где их никогда не отыщут. Туда, где у нее родится второй ребенок и они все втроем смогут начать новую жизнь. Никто больше им не нужен. Люси не будет такой глупой и легковерной фантазеркой, чтобы вверить свое благополучие и благополучие своих детей кому-то еще, кроме себя. Она будет им и матерью и отцом, и они все трое — Люси, ее мальчик, а потом и маленькая девочка — будут жить, не зная жестокости, вероломства и предательства, да, да, они будут жить без мужчин.

А вдруг Эдвард не пойдет с ней? Она позовет его, а он побежит прочь? «Уходи! У тебя все лицо черное!»

В перчатке она все еще сжимала письмо, которое выхватила у матери. Она по пояс проваливалась в сугробы, перелезала через заснеженные изгороди, падала, потом распахнула дверь гаража и забралась в автомобиль — и все это, не выпуская из рук письма, адресованного матери.

Надо уходить. Сейчас самый благоприятный момент — пока все они в участке. Вскоре они разойдутся и начнут искать ее. Нельзя терять ни секунды — просто смешно тратить время на его письмо. С тех пор как родился Эдвард, Люси почти не думала о нем, она изгнала этого человека сначала из их жизни, а потом и из своей памяти. Надо порвать это письмо, что с ним еще делать? Сжечь, а пепел развеять — очень подходящая церемония. Да, всего вам хорошего, прощайте, храбрые и стойкие мужчины. Прощайте, защитники и покровители, спасители и герои. В вас больше не нуждаются, с вами не хотят иметь никакого дела — увы, я вас давно раскусила. Прощайте, прощайте, бабники и мошенники, трусы и плаксы, негодяи и лжецы. Отцы и мужья, прощайте!