Весь персонал ветеринарной клиники в Санта-Монике в шоке от вида Хэдли. «Это соседский пес, — объясняешь им ты. — Они съехали и бросили его. — Ложь течет рекой. Они привязали его к ручке плиты на кухне и уехали. Я услышала, как он воет, взяла камень и бросила в окно, чтобы забрать его». В какой-то степени это даже правда.
Людям в Лос-Анджелесе абсолютно наплевать на других людей, но раненое животное? Это для них непереносимо. Хэдли колют витамины, его лечат ароматерапией, антибиотиками, ему делают обертывания с морскими водорослями. Его помещают в гипербарическую камеру, где в углу есть маленький телевизор, по которому двадцать четыре часа в сутки показывают новости Си-эн-эн, чтобы он всегда слышал человеческий голос. Ему дают собачий корм с добавлением яиц, оливкового масла, рубленой печенки, дают пожевать игрушки из копченых говяжьих кишок, а спит он на огромной пуховой подушке.
Однако Шерри и Миша остаются мертвыми застывшими фигурами в комнате для стирки. Ты слишком боишься кому-нибудь рассказать. Что, если обвинят тебя? Ты сказала всем, что просто нашла собаку, и никто тебе не задает вопросов, потому что тела никто до сих пор не нашел. Ты каждый день проезжаешь мимо их дома, и там по-прежнему темно. У входной двери скопилась почта.
Хэдли полностью выздоравливает. Он окреп настолько, что на вторую неделю его готовы выписать. Медсестры, прекрасно понимая, что у тебя нет ни цента, чтобы оплатить счета за лечение, просто вручают тебе поводок и отводят глаза. Ты ничего им не должна. Они берут расходы на себя, а работу рассматривают в качестве благотворительности. В конце концов, ведь ты — героиня, которая его нашла.
В последний раз ты отправляешься в дом Шерри и Миши. Тебе страшно, но ты собираешься вернуться домой, поэтому тебе нужно взять немного еды и денег. Тебе приходит в голову, что можно залезть в дом через заднее окно и забрать все игрушки Хэдли и его корм. Заодно прихватить еще какую-нибудь электронику, чтобы продать и собрать денег на дорогу домой. Хэдли ждет в машине, пока ты забираешься в дом и быстро нагребаешь в два больших пакета кучу всякого барахла. Ты пытаешься работать быстро и не смотреть на дверь в подвал, все еще слегка приоткрытую.
Полиция появляется как раз тогда, когда ты выбираешься наружу. Соседка случайно увидела подозрительную фигуру, рыщущую вокруг задней двери соседского дома. На тебя надевают наручники и отвозят в участок. «Твои отпечатки по всему дому, — гремит следователь. — Мы нашли на мертвой женщине твой волос, а их собака сидела в твоей машине». Все расплывается у тебя перед глазами. «Был ли у тебя роман с кем-либо из них? Сидела ли ты на «спиде», как они? Было ли тебе что-нибудь известно о подпольной лаборатории у них в подвале? Знала ли ты о том, что в одной из игрушек Хэдли было 8 кубов «спида»? Нет? Мы тебе не верим. Сколько ты успела продать, прежде чем тебя повязали? Почему ты их убила?» Твоя жизнь заражается безумием, одно смехотворно нелепое событие влечет за собой другое такое же. Заключение. Адвокаты. Процедуры. Допросы. Комната суда. Вынесение приговора.
Они не могут повесить на тебя убийства (недостаточно улик), но могут дать тебе десять лет за хранение наркотиков и попытку распространения запрещенных веществ. Твои родители тратят все деньги на адвокатов, на авиабилеты и чиновников, которые не делают ничего. Абсолютно ничего. Тюрьма — это просто убийство времени. Центр пожизненного заключения — здание без окон с высоким потолком; там нет воздуховода, нет проводов, воздух там вообще неподвижен. Ты не представляешь, откуда вообще поступает кислород. Это воздухонепроницаемое, герметично упакованное и запечатанное от остального мира место. Стены покрыты толстым слоем грязно-бежевой краски, которая под немигающими флуоресцентными лампами остается неизменным болезненным фоном. Теней нет.
Ты день за днем сидишь в своей камере и ничего не делаешь. В конце концов баптистская церковь, проводящая программу для заключенных, дарит тебе блокнот и простые карандаши. Тебе всего-то надо подписать маленькую регистрационную карточку, в которой говорится, что в глазах Господа ты спасена, и они будут продолжать присылать тебе карандаши. Ты начинаешь рисовать, поначалу машинально, затем делаешь любопытные зарисовки и в конце концов начинаешь вести неформальные уроки для других женщин. Ничего особенного, просто ремесленничество, пока ты не просишь родителей прислать принадлежности для рисования.
Читать дальше