Хизер Макэлхаттон - Маленькие ошибки больших девочек

День спустя, оплатив дорогой билет на поезд, ты узнаешь, что он отправился в ваше свадебное путешествие не один. Он уехал с женщиной. С той, что с загорелыми ногами. Ты видишь в регистрационной книге их имена, а потом замечаешь и их самих, выходящих из отеля «Киприани» вместе: он обнимает ее за талию, у нее на лодыжке блестящий золотой браслет. Они улыбаются и трутся друг о дружку носами, и ты чувствуешь, как у тебя снова сжимается желудок. Ублюдок. Ты идешь за ними по людным узким улочкам до маленького, освещенного свечами ресторана, где официант в смокинге провожает их к столику.

Что же делать? Как тебе добраться до итальянца и его шлюхи? Ты в растерянности. На тебя накатывает отчаяние. Непреодолимое. Ты бредешь к собору Святого Марка, преклоняешь колени, начинаешь плакать и уже не можешь сдерживаться. Вскоре появляется монахиня, облаченная в длинное серо-зеленое одеяние, и касается твоего плеча своей теплой рукой. «Cosa [12] Что? ( um. ) ? — спрашивает она. — Cosa fai [13] Что случилось? ( ит. ) ?»

Ты бросаешься ей на шею и на ломаном итальянском рассказываешь обо всем, что произошло. О том, что творит Филиппо в постели, в которой вы должны были проводить медовый месяц, и о том, что единственное твое желание — это совершить самоубийство, но в твоей утробе ребенок. Она поднимает тебя и подталкивает к задним комнатам, в большую трапезную, где твою историю выслушивают еще несколько монахинь. Они сидят и сосредоточенно слушают твой рассказ о том, как Филиппо бросил тебя у алтаря и сбежал с другой женщиной, а теперь они ужинают вдвоем, открыто, прямо здесь, дальше по улице.

Монахини шепчутся, и кто-то ставит перед тобой чашку горячего капуччино. Они похлопывают тебя по спине и вытирают тебе слезы. Один из священников просовывает в дверь смущенное лицо, чтобы понять, из-за чего весь сыр-бор, но монахини выдворяют его. Он спрашивает, когда будет ужин, и первая монахиня что-то ему кричит; ты не все можешь разобрать, но, кажется, она говорит что-то вроде: «Сегодня сами будете ужинать. Мы сегодня вечером пойдем прогуляться».

Похоже, монахини очень взволнованы. Одна из них просит показать им этот ресторан, а другая помогает тебе встать. «Покажи нам, — говорят они по-английски. — Покажи нам это чудовище». Ты провожаешь их дальше по улице, через толпы, которыми всегда полна площадь Святого Марка. Удивительно, как быстро, оказывается, можно пересечь площадь. Люди пропускают монахинь. Куда бы они ни пошли, люди расступаются перед ними, как Красное море перед Моисеем. Люди снимают шляпы, кланяются, крестятся. Это удивительно, очень воодушевляюще — так тепло, так по-доброму тебя еще ни разу не принимали с тех пор, как ты приехала в Италию. Как будто ты — какая-то важная персона. Это не только удивительно, в этом чувствуется сила.

К тому времени, когда вы доходите до ресторана, за монахинями собралась большая толпа, по всей улице разнесся слух о чудовище, который бросил свою беременную невесту у алтаря. Когда вы подходите к дверям, метрдотель смотрит на черно-белую галдящую толпу и выглядит слишком смущенным, чтобы говорить. Полнощекая монахиня отталкивает его, не удостоив и словом, и спрашивает тебя: «Который?»

Теперь уже все в ресторане смолкли и смотрят на группу монахинь, появившихся ниоткуда. «Вот он», — говоришь ты и указываешь на Филиппо, который сидит за большим столом с этой девицей и большой группой людей, которые оказываются ее родственниками (она хотела представить родным своего нового жениха).

Филиппо встает, протестуя, но монахиня, не обращая на это ни малейшего внимания, подходит прямо к нему и хватает его за ухо. Она начинает его выкручивать, и он весь выгибается, морщась от боли. Монахиня принимается кричать на него по-итальянски, она говорит так быстро, что ты не можешь разобрать ни слова, однако смысл ее послания предельно ясен. Она отчитывает его, как школьника, и вся семья слушает. Весь ресторан слушает.

Тебе удается разобрать следующее: «Твой Бог и Спаситель… а ты как какой-то кобель, который бегает за каждой сукой… а теперь взгляни на нее… она носит ребенка… твоего ребенка». Она все отчитывает и отчитывает его, а другие монахини вставляют свои замечания. Вскоре Загорелая Нога разражается рыданиями, вскакивает и убегает, а монахини шипят ей вслед. Ее отец сидит, уткнувшись лицом в ладони, а на лице ее бабушки застыло мрачное выражение, как будто она это уже видела раньше. Ее мать, симпатичная женщина в темном платье, крепко зажала в руке нож для масла (тем же вечером свадьба будет отменена).