Ты отводишь его в амбар, где в углу свалены твои скульптуры и эскизы будущих работ. После нескольких бокалов вина и жесткого флирта он подходит к тебе сзади и молча кладет ладони тебе на грудь. Хочет ли он, чтобы ты повернулась и поцеловала его? И как долго он будет так стоять? Он медленно расстегивает молнию на твоих джинсах. Ты не поворачиваешься, не отталкиваешь его и не говоришь ни слова. Он снимает с тебя джинсы, раздвигает тебе ноги и входит в тебя сзади. Ты не видишь, какое у него лицо.
Утром он выглядит каким-то виноватым. Он улыбается, целует тебя и просит позвонить ему, если ты как-нибудь будешь в Рейкьявике. (Так часто говорят на прощание. Почему бы просто не сказать: «Не могу поверить, что ты мне такое позволила. Ну, я пошел».) Потом, к твоему удивлению, он звонит тебе сам. Он узнал твой номер через школу. Вы часами болтаете по телефону, говорите о твоей семье, его работе и о том, чем собираетесь заниматься дальше. Он говорит, что уедет на конференцию и его не будет какое-то время, но когда он вернется, будет рад снова с тобой увидеться.
Три месяца спустя, когда истекает срок, в течение которого ты должна была работать на Хальдуру, ты собираешь вещи и едешь в Рейкьявик. Ты решаешь оставить Сигги Хальдуре: в конце концов, он — исландская собака, его место в Исландии. В городе ты надеешься найти Йохана, но тебе приходится спешить, пока не истечет срок действия твоего билета до Америки, который нельзя обменять и стоимость которого нельзя вернуть.
Ты пьешь коктейль в баре. Завтра нужно возвращаться в Америку, и, если честно, ты чувствуешь себя довольно несчастной. Ты скучаешь по Сигги, Хальдуре и строгим деревенским пейзажам. Теперь тебе не нравится город — ты успела привыкнуть к тому, что мимо твоих окон проплывают айсберги. Ничто уже здесь тебя не радует. Ты сидишь в одной из таких просоленных таверн с масляными лампами и опилками на полу, когда какой-то старый пьянчуга в капитанской шапочке говорит тебе: «Вам нужна работа, маленькая мисс? Приходите работать на мою шхуну. Это отличная шхуна. Она называется „Д. О.“ Завтра мы уходим в море, — мычит он. — Вы пишите стихи? Нам нужен кто-то на камбузе».
Ладно, ты подшутишь над пьяницей: «Почему мне нужно быть поэтессой, чтобы работать на камбузе?»
«Без одного нет другого! — говорит он. Ты встаешь, чтобы уйти. — Я не шучу, мисс, приходите в гавань, если хотите плыть с нами. Завтра рано утром мы снимаемся с якоря и уходим в кругосветное плавание».
Какая-то часть тебя хочет пойти посмотреть на эту большую шхуну, которая отправляется в кругосветное плавание, но тогда ты пропустишь свой рейс на самолет (ночь не самое подходящее время, чтобы ходить в доки, да еще когда кругом пьяные матросы). С другой стороны, если ты не попадешь на свой самолет, а шхуна тебе не понравится, у тебя еще есть шанс встретиться с Йоханом и посмотреть, что из этого получится. К тому же кто знает, что ждет тебя в Америке по возвращении.
Так что ты либо встаешь завтра рано утром и едешь в порт Рейкьявика, либо остаешься в Исландии, забираешь свою собаку и проверяешь, готов ли Йохан общаться с тобой на равных.
Если ты остаешься в Рейкьявике, перейди к главе 196.
Если ты идешь в порт, перейди к главе 197.
Продолжение главы 72
После полноценной громкой ссоры ты смотришь Хальдуре прямо в глаза и говоришь, что тебе за нее стыдно и ты была бы счастлива свалить от нее подальше. В любом случае жизнь с фригидной самовлюбленной каменщицей мало похожа на изучение живописи. Ты отправляешься к дому Сигги и колотишь в красную деревянную дверь, пока он не открывает. Сигги разрешает тебе остановиться у него в амбаре на заднем дворе, который оказывается уютным маленьким домиком, полным сена для коз. Рано утром он зовет тебя завтракать.
Хальдура звонит в школу и рассказывает им о твоих прогулах или выдумывает еще что-то в том же духе; так или иначе, после ее лжи тебя исключают из программы. Так что ты застряла в Исландии еще месяца на три, потому что твой обратный билет на самолет датирован этим периодом. Поэтому ты целый день работаешь в музее у Сигги, помогая ему составлять каталоги артефактов и приводить в порядок немыслимое количество бумаг. Манускрипты хрупки, а слова в них написаны микроскопическим шрифтом, поэтому тебе не сразу удается их расшифровывать, отчего у тебя начинает болеть голова. Ты делаешь заметки в большом блокноте, записываешь то, что можешь разобрать, и потихоньку собираешь все вместе.
Читать дальше