Энн Хэмпсон - Светлый остров

— Вышивка прекрасна, — ответила она, боясь сразу отказаться. Очевидно, женщины, с которыми он проводил время, стремились получить все, что могли, от такого мужчины, как Симон.

— Вот эту салфетку, пожалуйста, вы можете использовать на стол, — улыбнулась им молодая женщина, которая сразу же достала еще несколько штук, чтобы они могли выбрать.

— В таком случае мы возьмем полдюжины.

— О, но…

— И этот свитер, — Симон указал, и женщина сняла его. Он был ярко-зеленый, связанный из толстой шерсти.

— Он очарователен! — несмотря на застенчивость и нежелание принимать подарки, Эллин не могла не высказать своего восхищения. — Это вы сами его связали?

— Да, за три дня, мадам, — ответила женщина гордо.

— Три дня?! А сколько же вы работаете?

— Много-много часов — даже ночью. И ты устаешь, — добавила она, — и твои глаза слабеют, хотя ты еще молода.

Жалость промелькнула в глазах Эллин, а Симон поднял голову, и странное выражение появилось у него на лице. Ей пришла в голову странная мысль, что ее жалость к глазам молодой женщины очень удивила его.

— Почему же вы не берете дороже, — спросила она женщину. — Ваши глаза — самая большая драгоценность, которую вы имеете. — Она говорила мягко, глядя на женщину, и пытаясь понять, примет или нет она ее совет.

— Многие перестанут покупать, если цена повысится.

— Я уверена, вы можете немного повысить цену. В Британии все это стоит в четыре раза дороже.

— Это цена, которую мы хотим получить.

Свитер был положен перед Эллин, и Симон кивнул:

— Да, мы возьмем его.

Он сказал женщине что-то по-гречески, и она прошла в конец палатки и откуда-то достала вечернюю сумочку. У Эллин не было вечерней сумочки, но ее удивило, что Симон это заметил.

— Эта ткань ручной работы, — сказал он ей. — Женщины на островах ткут материю вручную.

Сумочка была очень красивой, сделанной из крепкого белого материала с вплетенными в него золотыми и серебряными нитями.

— Спасибо, Симон, — все, что Эллин смогла сказать, глядя, как его руки отсчитывают драхмы. — Ты очень добр ко мне.

— Я надеюсь, ты так всегда будешь думать.

Добрые шутливые слова, но все же страх снова охватил ее. Что же могло быть тому причиной?

— А теперь надо выпить.

Симон понес сверток, что было совершенно необычно для грека, который, если и идет гулять с женой или даже сестрой, то одну руку держит в кармане, а другая занята или сигаретой, или четками.

— Я знаю небольшую таверну, — Симон говорил почти для себя. — Какая аллея ведет туда? А, вот эта!

— Ты хорошо знаешь этот остров? — спросила Эллин, прибавляя шаг, чтобы не отстать и идти рядом с ним.

— Не очень хорошо. Я не был здесь давно. Моей маме раньше нравилось приезжать сюда, но это было несколько лет назад, до того как он стал так популярен.

— Твоя мать? Она еще жива?

— А что? Я выгляжу слишком старым, чтобы иметь живую мать?

— Нет, конечно, нет. Сама не знаю, почему я спросила. Возможно, чтобы просто что-то сказать.

— К сожалению, она умерла.

Последовало молчание, молчание, казавшееся почти священным, которое Эллин не могла нарушить, боясь рассердить его. Какой странный человек! Совершенно непостижимый. Человек, в котором текла кровь языческих предков.

Эллин была погружена в мысли об их расставании, когда корабль подойдет к Родосу. Он пойдет своей дорогой, и она будет в одиночестве осматривать достопримечательности. Что будет, когда придет момент расставания? Прощание. Поцелуй — да, конечно же, будет поцелуй. Последние объятия на причале, и потом Симон будет уходить от нее все дальше и дальше большими и быстрыми шагами. А Эллин будет стоять и смотреть ему вслед. Обернется ли он? Да, она была уверена, что он сделает это, и они будут махать друг другу до тех пор, пока он не затеряется среди зданий или других построек, или до тех пор, пока разделяющее их расстояние не превратит его в маленькую точку. Так заканчивалось большинство морских романов; ей казалось это невероятным, но все, конечно, будет именно так… У нее невольно вырвался вздох, и Симон вопросительно взглянул на нее своими черными глазами.

— Если ты действительно хочешь правду…

— В любом случае, дорогая.

— Я думала о расставании через пять дней.

Наступила такая глубокая тишина, что казалось, весь порт поглощен ею. Но тем не менее жизнь кругом продолжалась — весело шли матросы и дружно смеялись всей компанией, рыбаки сушили свои сети или чинили их, вокруг было много туристов и мелких торговцев, громко кричали ослы, протестуя против нагруженных на них овощей и фруктов.