Анна О'Брайен - Фаворитка короля

Одинокая женщина. С земельным участком. Эта мысль была достаточно приятна, чтобы улыбка моя сделалась шире.

— А вас это устроит, мастер Гризли? — поинтересовалась я, стараясь смотреть на него как можно увереннее. — Сможете вы сделать это для меня?

Под моим взглядом он покраснел, напряженно раздумывая. Я заговорила мягче, придав голосу просительные интонации.

— Сама я же никак не смогу этого добиться, мастер Гризли. А у вас имеются необходимые знания, опыт…

Его тонкие губы разошлись в усмешке, на мгновение обнажив пожелтевшие зубы.

— А почему бы и нет? Как я полагаю, мистрис Перрерс, это может стать основой для делового партнерства. Я стану работать на вас, а вы станете вести дела под моим руководством — когда у вас будет такая возможность. Поместье я передам в пользование какого-нибудь рыцаря, живущего по соседству… и себя самого.

Значит, вот так. Мастер Гризли не был законченным альтруистом, но маленькими женскими хитростями его можно было склонить на свою сторону. Как легко мужчины поддаются женской улыбке и откровенной лести, когда ее произносят с самым милым видом! Он протянул руку. Я присмотрелась: не то чтобы слишком чистая рука, но с длинными, удивительно изящными пальцами, которые могли колдовать над цифрами куда лучше, чем это удавалось мне, и ум его, как мне было известно, пальцам ни в чем не уступал. Здесь, на крыльце своего бывшего дома, я вручила Гризли документ, и мы пожали друг другу руки, как делал Дженин, заключив сделку с клиентом.

Ощутив пожатие его грубой руки, я задумалась о том, на что решилась. Самое удивительное для меня заключалось в том, что я перестала обращать внимание на его неприятную внешность. Теперь у меня появился деловой партнер, как называл это сам Гризли.

— Вы же не обманете меня, ведь правда? — Я нахмурилась и постаралась выразить голосом глубокую озабоченность.

— Ну конечно же нет! — Его возмущение позабавило меня. Потом его брови сошлись на переносице. — Куда же вы пойдете?

— У меня есть только один путь. — Это решение я уже успела принять. Другого выхода и впрямь не было. У меня появится крыша над головой, в желудке не будет пусто, и там я заживу куда лучше, чем на улице или в порту, где вынуждены обретаться обыкновенные блудницы. — Вернусь в монастырь Святой Марии, — объяснила я. — Там меня примут. Поживу у них, дождусь лучших времен. Что-нибудь да подвернется.

— В целом неплохая мысль, — кивнул Гризли. — Но вам потребуется это. Вот, держите… — Он порылся в висевшем на поясе кошеле и выудил оттуда два золотых. — Возвращаю вам. Они помогут убедить настоятельницу открыть вам двери — во всяком случае, на какое-то время. Однако запомните: вы теперь у меня в долгу. Я буду ждать, когда вы мне его вернете.

— Где мне вас найти? — крикнула я пронзительно, как торговка рыбой, когда он стал удаляться, унося с собой свидетельство о владении поместьем Уэст-Пекем.

— Ищите в таверне «Кафтан». Это в Саутуорке [13] Саутуорк — в те времена южная окраина Лондона, ныне район недалеко от центра. .

Вот и все.

Итак, я вернулась в монастырь, хотя и поклялась когда-то сюда не возвращаться. Уговорила возницу подвезти меня на телеге — совершенно пустой, но невыносимо пропахшей рыбой. Пусть я и владела домом в Лондоне и поместьем в Кенте (а оба драгоценных свидетельства остались в руках Гризли), но деловому партнеру я уже задолжала два нобля [14] Нобль — старинная английская золотая монета. . А что было делать! Эти монеты и вправду открыли передо мной двери аббатства, хотя на другие жизненные блага их не хватило. Мне ясно дали понять, что я должна отрабатывать кров и пишу, и я оказалась среди conversa — мирских сестер, которые трудились в поте лица на благо невест Христовых. Возможно, въевшийся в юбки запах соленой рыбы свидетельствовал не в мою пользу.

Отчего я согласилась на такие условия?

Да оттого, что убежище в стенах монастыря было нужно мне на время. В глубине души я твердо в это верила. Я уже вкусила жизни в миру, и эта жизнь пришлась мне по вкусу. В те дни, когда я молча работала на сестер, я приняла твердое решение. Никогда и ни за что я не стану монахиней. И ни за что не выйду снова замуж по чьей-то чужой воле. Когда-нибудь наступит день, и в умелых руках Гризли моя земля принесет достаточный доход, чтобы позволить мне жить как femme sole в собственном доме, где будут хорошая постель, красивая одежда и готовые повиноваться слуги.

Эта мысль мне нравилась. Она подбадривала меня, пока я отстирывала одеяния монахинь и отчищала пятна на их апостольниках, возвращая тем первозданную белизну. Я могу повернуть свою жизнь так, чтобы не прислуживать другим — ни как монахиня, ни как жена, ни как блудница. Я могу добиться жизни в собственном праве. Ну а сейчас меня защищали знакомые стены монастыря, и я подчинялась принятому здесь распорядку неустанной работы и молитв.