Анна О'Брайен - Фаворитка короля

Все вышло не так, как я ожидала, но могло ведь быть и гораздо хуже.

Наутро я проснулась в совершенной тишине. Было еще совсем рано, как я понимала, и темно, поскольку полог над ложем был старательно задернут. Я тихонько выглянула наружу: огонь в камине давно догорел, кружки и книги исчезли со стола, в комнате никого не было. Я растерялась, потому что было совершенно неясно, как мне теперь держаться и что делать. Я откинулась на подушки, не спеша вылезать из теплой постели, и стала рассматривать руки, поворачивая их то так, то эдак. На них были хорошо заметны печальные следы слишком близкого знакомства с ледяной водой, горячими тарелками, с жиром и грязью. Они ничем не напоминали руки мистрис Перрерс. Я скривилась, оценивая мрачный юмор ситуации. Что же, я теперь хозяйка этого дома? Если так, то я посягну на владения синьоры Дамиаты. Попробовала представить себе, как вхожу в гостиную и сообщаю Синьоре, что мне желательно съесть на завтрак и сколько локтей ткани я собираюсь купить, чтобы сшить себе новое платье. А потом представила, что она мне на это ответит. Что я не смею так говорить с ней!

Но ведь это мое право!

Несомненно. Но не сразу. Инстинкт самосохранения работал у меня безотказно. Я направила свои размышления на более существенные для данной минуты вопросы. Что сказать нынче утром мастеру Перрерсу? Как мне его называть? Жена ли я ему на самом деле, коль осталась девственницей? Завернувшись в новую накидку, я вернулась в свою каморку, оделась как служанка, которой я вроде бы и осталась, и пошла вниз по лестнице на кухню, чтобы приступить к дневным делам. Нужно было разжечь камин, прогреть очаг на кухне. Если идти быстро и тихонько, то я не привлеку к себе внимания. Так я рассчитывала, да только неуклюжие туфли застучали по ступенькам, и тут же меня окликнули.

— Алиса!

Я хотела было проскочить мимо, будто и не слышала ничего.

— Подойди ко мне, Алиса. И закрой дверь.

Я собрала всю свою храбрость. Разве минувшей ночью он не был добр ко мне? Я свернула с прежней дороги и увидела мужчину, женой которого стала только вчера, за столом, согнувшегося над своими учетными книгами с пером в руке. Это происходило в кабинете, где он ежедневно принимал бесконечный поток заемщиков. Точно так же, как бывало во все прочие утра, когда я приносила ему эль с хлебом. Я сделала реверанс. Очень трудно расставаться с привычками.

— Ты хорошо спала? — поднял он на меня глаза.

— Нет, господин.

— Думаю, ты слишком переволновалась.

Я заподозрила бы, что он хочет посмеяться надо мной, однако черты его печального лица нисколько не изменились. Он протянул мне небольшой кожаный мешочек, туго завязанный. Я посмотрела на мешочек, потом снова на мужа.

— Возьми.

— Вы хотите, чтобы я купила вам что-нибудь, господин.

— Это тебе. — Поскольку я не двинулась с места, он положил мешочек на стол и подтолкнул ко мне.

— Это мне?..

Там были деньги. И, насколько я успела понять, гораздо больше, чем жалованье служанки. Дженин Перрерс оперся локтями о стол, сложил перед собой руки, опустил на них голову и посмотрел на меня грустным взглядом; потом сказал медленно, словно обращался к скорбной разумом:

— Это подарок невесте, Алиса. Утренний подарок. Разве здесь, в Англии, так не принято?

— Даже не знаю. Откуда мне знать?

— Ну, если угодно, это подарок невесте за принесенную в жертву невинность.

— Тогда я не заслужила, — ответила я, нахмурившись. — Вы же не потребовали от меня такой жертвы.

— Ну, в этом виноват я, а не ты. А ты такой подарок вполне заслужила — за то, что терпеливо сносила причуды и слабости старика. — Наверное, щеки у меня сделались красными, как печати на лежащих перед ним документах, так я удивилась его благодарности, так огорчилась, что слова мои прозвучали как бы даже осуждающе. — Возьми, Алиса. У тебя растерянный вид. — Наконец губы его тронуло некоторое подобие улыбки.

— Я действительно растеряна, господин.

— Ты моя жена, и мы не станем нарушать обычай.

— Слушаюсь, господин. — Я сделала реверанс.

— Еще одно… — Он нервно провел пером по разбросанным свиткам и спискам. — Ты сделаешь мне приятное, если не станешь никому говорить…

— О проведенной нами ночи, — закончила я за него, тронутая его добротой. Глаза мои тем временем жадно глядели на мешочек с монетами. — Это останется между нами, господин.

— И о предстоящих ночах…

— Я и о них не стану никому говорить. — В конце концов, кому я могла об этом рассказать?