Кристин Сэлингер - Семейные тайны

— Слышал.

Она взяла протянутый бокал, пригубила его.

— Вы с братьями навели в доме порядок?

Филипп содрогнулся и глянул на нее с мукой в глазах.

— Даже вспоминать не хочу. Такое не привидится в кошмарном сне. — Он взял ее за руку и подвел к дивану. — Давай поговорим о чем-нибудь менее ужасном. Сет показал мне эскиз судна, который он сделал углем под твоим руководством.

— Он очень толковый парень. Прямо на лету схватывает. Внимательно слушает, запоминает детали, сразу улавливает перспективу.

— Я также видел набросок нашего дома, который сделала ты сама. — Он дотянулся до бутылки и как бы невзначай наполнил ее бокал. — Отличная работа. Я удивлен, что ты не избрала живопись своей профессией.

— В детстве я брала уроки. Училась живописи, музыке, танцам. И в университете продолжала заниматься. — Обрадованная тем, что они уладили разногласия, она откинулась на спинку дивана, смакуя шампанское. — Но это все так, забавы ради. Я всегда знала, что мое призвание психология.

— Всегда?

— В общем-то да. Искусство не для таких людей, как я.

— Почему?

Его вопрос смутил ее, насторожил.

— Мне было бы трудно проявить себя на этом поприще. Ты сказал, что принес белужью икру?

Так, шаг назад, отметил Филипп. Значит, он просто пойдет в обход.

— Гм. — Он вытащил из корзины тосты, вновь наполнил ее бокал шампанским. — На каком инструменте ты играешь?

— На фортепиано.

— Правда? Я тоже. — Он непринужденно улыбнулся ей. — Надо нам с тобой как-нибудь в четыре руки сыграть. Мои родители обожали музыку. Мы все играли на разных инструментах.

— В детях необходимо развивать музыкальный вкус. Это очень важно.

— Конечно. И забавно. — Он разложил тосты, один протянул ей. — Мы иногда субботними вечерами устраивали настоящий концерт. Изображали квинтет.

— Играли вместе? Вот здорово. А мне приходилось выступать перед другими. Я это ужасно не любила. Всегда боялась сбиться.

— Ну и что? Тебе же не стали бы ломать пальцы за то, что ты взяла не ту ноту.

— Но тем самым я оскорбила бы маму, а ее недовольство страшнее… — Она осеклась и, хмуро глянув в бокал, хотела отставить его в сторону, но Филипп, мгновенно среагировав, быстро добавил в него шампанского.

— Моя мама любила играть на пианино. Потому и я освоил этот инструмент. Мне хотелось хоть в чем-то быть похожим на нее. Я ее обожал. Мы все ее любили, но для меня она была идеалом доброй, благородной, сильной женщины. Я хотел, чтобы она гордилась мной. И, когда я видел, что она мной гордится, когда она меня хвалила, мною овладевало совершенно потрясающее чувство.

— Некоторые всю жизнь стремятся заслужить одобрение своих родителей, но их усилия остаются без внимания. — Уловив в своем голосе горечь и досаду, Сибилл смущенно рассмеялась. — Я слишком много пью. Шампанское в голову ударило.

Филипп неспешно наполнил ее фужер.

— Здесь все свои.

— Злоупотребление алкоголем, даже если это восхитительное шампанское, порочно и безнравственно.

— Порочно и безнравственно злоупотреблять спиртным регулярно, — возразил Филипп. — Ты когда-нибудь напивалась допьяна, Сибилл?

— Разумеется, нет.

— Тебе представился удобный случай. — Он легонько стукнулся фужером о ее фужер. — Расскажи, когда ты впервые попробовала шампанское.

— Не помню. Нам с детства подавали за ужином вино, разбавленное водой. Учили разбираться в винах, как их подавать, к каким блюдам, какой бокал для красного вина, какой для белого. Это было необходимо. В двенадцать лет я без труда могла организовать официальный ужин на двадцать персон.

— Серьезно?

Сибилл рассмеялась, чувствуя восхитительную легкость в голове.

— Это особое мастерство. Им следует владеть в совершенстве. Ты только представь, какой жуткий конфуз, если хозяйка неправильно рассадит гостей? Или подаст не то вино к основному блюду? Весь вечер насмарку, репутация загублена. Народ, собирающийся на подобные мероприятия, готов вынести скуку, но не низкосортное «Мерло».

— И тебе часто приходилось выступать в роли хозяйки на официальных ужинах?

— Случалось. Начинала с маленьких приемов, так называемых репетиций, на которые родители приглашали своих близких приятелей, чтобы те оценили мои навыки. А когда мне исполнилось шестнадцать лет, мама устроила большой прием в честь французского посла и его супруги. Это был мой первый официальный выход в свет. Я не помнила себя от страха.

— Оттого, что мало практиковалась?