Фрэнсис Шервуд - Ночь печали

В это время дня Ботелло обычно спал в своем гамаке. Большую часть жизни он бродяжничал, и сейчас ему хотелось поселиться в Хочимилько. Он даже хвастался тем, что живет «у озера». «Я живу у озера», — говорил он людям. Он подружился здесь с себе подобными: колдунами, мелкими воришками, нерадивыми учениками с большими амбициями, музыкантами и поэтами. Благодаря новым друзьям он открыл для себя разнообразные растения и семена, вызывавшие прекрасные эффекты. Употребляя эти великолепные травы в доме человека по имени Ксоконо, изготовлявшего пульке, Ботелло представлял себя голубем, летавшим выше пирамид.

— Что же мне делать, Ботелло?

Кортес не хотел проявлять отчаяние, но он волновался, черт побери! Как он мог завоевать империю Моктецумы и в то же время удерживать этого мерзкого Веласкеса в бухте? Два фронта, спереди и с тыла, — это кошмар любого военачальника. Кортес решил наказать Ботелло только тогда, когда тот проявит свою бесполезность. Все нужно делать постепенно. Сначала Веласкес, затем Моктецума, потом Ботелло.

— Встретьтесь с ними открыто, друг мой.

По знаку зодиака Кортес был Тельцом, и Ботелло полагал, что его капитан действительно похож на быка — с большой головой, высоким лбом, широкими плечами, девичьей талией и настолько косолапой походкой, что казалось, будто ему мешает его большой член.

— Повстречаться с ними открыто? Как это?

— Ну вынесите им корзины с едой и одарите их красивыми девушками.

— Ботелло!

— Шучу, шучу. Я имел в виду открытый бой. У вас есть индейские союзники.

Ботелло знал: хотя Кортес и искушен в придворных интригах, больше всего на свете он любит скакать во главе победоносного войска. Возможно, он и считал своим учителем Макиавелли, но его героем был Чингисхан.

— Ты можешь сказать мне, стоит ли во главе своих солдат сам Веласкес? — Кортесу хотелось лично отрезать голову своему покровителю.

Ботелло наморщил лоб, приложил пальцы к вискам и сделал вид, что погружается в транс.

— Я вижу… вижу…

— Ботелло, просто скажи.

— Я не думаю, что Веласкес здесь. На Кубе эпидемия оспы, с которой ему нужно как-то справляться, и потому он прислал вместо себя способного офицера.

Ботелло слышал это от своей любовницы, а той сказал бывший сборщик податей, поговоривший с торговцем, который по пути на юг проезжал мимо Веракруса. Там он услышал эту новость от касика, менявшего табак на зеленые стеклянные бусы у членов группы Кортеса, оставшихся в Веракрусе. Касику эту новость передал моряк с одного из кораблей, прибывших сюда арестовать Кортеса. На Кубе эпидемия оспы.

Кортес, стоявший в хижине Ботелло, впервые огляделся. Пол был земляным, и стены тоже, так что в этом месте он чувствовал себя кротом.

— И как ты можешь тут жить, Ботелло? Вонь идет до самых небес!

— А мне тут нравится. — Ботелло полюбил свой новый дом. — Я живу у озера.

Здесь было намного лучше, чем в Севилье, где он ютился в жалкой хибаре или спал за пару монет на холодных скользких досках в доках; лучше, чем на Кубе, где он копался в отбросах в поисках хлеба; лучше, чем в горах, где ему приходилось то и дело спускаться и подниматься по скалистой местности, отчего снег забивался в ботинки; жить здесь лучше, чем бояться горячей красной лавы, которая в любой момент может выплеснуться из одного из вулканов на пути в Теночтитлан. Ботелло поселился в доме торговки травами, которая в него влюбилась. В этом болотистом плодородном краю, где человеческие экскременты использовались для удобрения плавучих садов, хижина, казалось, сама собой выросла из грязи.

— Тут так… так… сыро. — Кортес бы не удивился, увидев, что большие ступни Ботелло покрылись гусиной кожей.

По слухам, у женщины Ботелло было темное и морщинистое, словно старый пергамент, лицо, но ее тело под одеждами было юным, как у девушки. Исла говорил, что эта женщина — ведьма, но Кортес, разбиравшийся в подобных вопросах, отвечал: «О вкусах не спорят».

— Да, — сказал Ботелло загадочным голосом. — Я вижу, что вы добьетесь успеха в сражении с людьми Веласкеса.

Ботелло смотрел в казанок, кипевший на огне в центре комнаты. Рецепт был прост. Горстка лавровых листьев, отжатые семена подсолнуха и щепотка соли. Листья следовало прокипятить так, чтобы они поднялись на поверхность воды, а затем опустились вниз. Когда семена расплывались по казанку, словно рыбы, отвар остужали, выставляли под свет луны и перемешивали с медом и соком лайма. Этот отвар способствовал пищеварению, улучшал кровообращение, снимал кашель и боль во время женских дней. Он успокаивал сердце и душу и дарил мужчинам эрекцию.