Кэтлин Зейдель: Конец лета

- А что насчет "аристократического" вида, который тебе полагается иметь?

- По-моему, это из-за того, что я не могу прыгать.

Он улыбнулся:

- Это и означает "аристократичность"? Отсутствие способности к прыжкам?

- Они говорят об элегантности, сдержанности, безмятежности и тому подобном.

- Что ж, милая, готов побиться об заклад, что эти люди не знакомы с аристократами, что дает нам преимущество, потому что мы с тобой знакомы.

- Да? - Она озадаченно посмотрела на него. - А, ты говоришь о маме?

Мамин дедушка был графом, и когда мама Эми писала письма своей матери, то адресовала их "леди Фебе Кук". Эми толком не знала, что это значит мама, казалось, никогда не считала это важным, - но звучало это и вправду аристократично.

- Ну и как, ты считаешь, что тебе надо попробовать кататься в стиле твоей матери? - спросил отец.

Смех Эми был слабым, слабым и неуверенным, но все же это был смех.

- Нет.

Матери других фигуристок приезжали на сверкающих чистых автомобилях и тщательно одевались, даже когда приходили посмотреть самую раннюю тренировку, они были накрашены, а их блузки аккуратно отглажены. Мать Эми водила потрепанный фургончик. Ее драгоценности перешли к ней по наследству своеобразные изделия в стиле ар-деко, которые она носила, не слишком задумываясь, подходят ли они к ее одежде. Эми и представить себе не могла, что можно кататься в мамином стиле.

- Поэтому давай забудем об этом "аристократическом" виде, - сказал отец. - Может, твоя мать и аристократка, но ты обычная американская девчонка, в жилах которой течет красная кровь. А теперь позволь мне посмотреть на других девочек, чтобы я понял, что ищу.

Эми надела на коньки чехлы и села рядом с отцом на дешевых местах. Весь следующий час они наблюдали за ее подружками. Некоторые из их программ она знала почти так же хорошо, как свою, и подсказывала отцу, на что обращать внимание.

- А сейчас смотри, как высоко она прыгнет... Видишь, какое у нее плотное вращение... как чисто она приземлилась.

- Эми, пожалуйста, - попросил он, - перестань говорить о прыжках. Я устал о них слушать, - Но прыжки - это все, папа. Остальное не в счет.

Он сделал ей знак, чтобы она сидела тихо.

Эми не могла припомнить, когда они в последний раз сидели вот так, вдвоем. Воскресными вечерами их семья часто смотрела слайды, и если Феба или Йен хотели заняться проектором, папа сажал ее на колени, потому что она была самой маленькой, единственной, которая помещалась на коленях. Но если Фебе или Йену требовалась помощь с проектором, он ссаживал ее с колен и шел помогать старшим детям.

То, что он видел на льду, ему не нравилось, Эми сразу это поняла. Его губы были плотно сжаты, а голова откинута назад. Он и раньше бывал таким когда в детстве она пыталась произнести по буквам первые слова или прочитать что-то вслух. Он смотрел на маму, а мама предостерегающе поднимала руку. Это Эми, казалось, говорила рука, мы ничего не можем с этим поделать. Она не такая, как остальные.

Когда занятия окончились, он минуту посидел тихо, глядя на свои руки и плотно сжав губы. Затем заговорил:

- Почему ты хочешь бросить?

Эми моментально поняла, что это проверка. Отец ждет от нее правильного ответа, но она понятия не имела, что это за ответ.

- Потому что я недостаточно способная...

Он покачал головой:

- Мы не знаем, на что ты способна. Все эти девочки абсолютно одинаковые - они как маленькие роботы. У твоего тренера очень строгий контроль. Ты понимаешь, что я хочу этим сказать?

Как будто да.

- Но, папа, она же тренер. Мы должны делать то, что она говорит.

- Нет, не должны. Вы должны слушать то, что она говорит. Тебе следует примерить это к себе, попытаться сделать как можно лучше, но если для тебя это не подходит, ты не должна это делать. - Он обнял ее за плечи. - Ты знаешь, что маме на самом деле не нравится твое катание? И как ты думаешь почему?

Эми посмотрела на свои руки. Конечно, она знала. Она не была ни Фебой, ни Йеном, она не была умной, как Феба или Йен. Только это имеет значение для ее родителей - ум, а не умение кататься на коньках. Но папа этого не скажет. Это так, но никто этого не скажет.

- Ей больше нравится балет, - уклонилась от ответа Эми.

- Какая-то доля правды в этом есть, - признал он, - но гораздо важнее то, что, наблюдая за твоим катанием, она не видит тебя. - Его голос звучал мягко. - Кажется, что на льду выступает кто-то другой. И я думаю, что она, как обычно, права. Я не знаю о фигурном катании столько, сколько мне, возможно, следовало бы, но кое-что о выступлениях я знаю.