Лесли Пирс - Секреты

Прошлой ночью, когда снова бомбили, Роуз подумала о том, что в Керлью-коттедж нет ни туалета, ни электричества, и вспомнила, как далеко до ближайшего магазина. Она уже пожалела, что согласилась поехать, и знала, что ей будет отвратительна роль служанки при собственной матери, хотя она и рада уехать подальше от бомб. Но она уже не могла от этого увернуться — может быть, пройдет неделя, и найдется какой-нибудь достоверный предлог, чтобы вернуться в Лондон.

— Мы пойдем за хворостом, когда ты здесь закончишь, — сказала Адель, пока Роуз вытирала тарелки в судомойне. — Я утром заметило буря свалила несколько деревьев. Мы возьмем топор и сможем заготовить немного дров.

Роуз вздохнула. Это был второй день ее пребывания в коттедже, и Адель занимала ее работой с того момента, как они приехали; это было понятно, потому что нужно было многое привести в порядок, но Роуз надеялась, что во второй половине дня сможет отдохнуть.

Их привезли сюда в фургоне, Хонор поместили сзади на матраце, Адель и Великана — рядом с ней. Роуз села впереди с водителем, старым глуховатым мужчиной, который громко задавал вопросы, будто глухими были они, а не он. Всю дорогу через Южный Лондон они видели ужасные разрушения от бомб.

И все же, как только они выехали из Лондона, Роуз приободрилась, увидев деревья в осенних красках. Все выглядело таким сияющим и чистым в мягком солнечном свете, даже морозец в воздухе бодрил, и, когда они проезжали одну за другой безмятежные красочные деревушки, война начала казаться просто дурным сном.

Увидев болота, она даже почувствовала неожиданно захлестнувшую ее волну ностальгии и волнения. Трава была такой пышной и зеленой, тростник в канавах развевался на ветру и клематис на изгородях блестел паутинками, тронутыми росой, точно так же, как это было в детстве Роуз.

Перед их приездом заходил почтальон Джим затопить печку. На столе он оставил корзину яиц, кварту молока в кувшине и пирог с яблоками и черникой, который, по всей вероятности, испекла жена Джима, а в вазе стояли полевые цветы, приветствуя возвращение Хонор домой. Роуз засмеялась, когда Великан начал метаться вокруг, радостно все обнюхивая, потому что она когда-то точно так же ликовала, когда родители привозили ее сюда на выходные и каникулы много лет назад.

Но ликование быстро угасло, когда небо потемнело и полил сильный дождь, а ей пришлось бежать в туалет, чтобы вылить за Хонор из ночного горшка. Хонор возмущенно спорила с Адель по поводу необходимости горшка и смело зашагала бы сейчас под дождем на костылях, но Адель и слышать об этом не хотела. Она настаивала, что на костылях можно ходить только дома, потому что земля во дворе была неровной и скользкой. Роуз слышала, как Адель заставила Хонор пообещать, что та не возьмется за свое, когда она вернется в Лондон. Она даже добавила мрачно: «Сколько бы Роуз тебя ни уверяла, что это безопасно».

Если Роуз было отвратительно выливать за матерью из горшка и перевязывать ее раны, она не так уж возражала против того, чтобы для нее готовить и следить за домом. Что-то утешительное было в том, что она вернулась в свой старый дом, хранящий воспоминания о детстве, далеко от ночных ужасов Лондона. Она была даже тронута, увидев, что ее непокорная мать так беспомощна.

Хонор всегда отличалась своей осанкой. Она стояла с ровной спиной, распрямив грудь и подняв подбородок, и была очень сильной и мускулистой. Роуз помнила, как она ребенком наблюдала за матерью, которая поднимала тяжелые ведра с камнями, копала сад, как мужчина, и взбиралась на крышу с ловкостью обезьяны. Она никогда не поддавалась усталости — поднималась с жаворонками и работала до сумерек.

Даже когда Хонор приехала в Хаммерсмит, было явно видно, что она все еще сохранила свою бодрость. И хотя ее волосы стали седыми, а лицо покрылось морщинами, было понятно, что она из тех женщин, которые никогда не стареют.

Но сейчас, когда она сидела, положив сломанную ногу на табурет, с этой огромной повязкой на голове она выглядела на свои шестьдесят. Ее кожа была желтой от синяков. Хонор сильно похудела, отчего стали заметнее морщины, ее глаза слезились, а голос потерял свои командирские нотки. Адель накинула ей на плечи яркое вязаное одеяло, и в опущенных на нос очках для чтения она вдруг стала похожа на хрупкую бабушку с картинки в детской книжке.

Дождь перешел в настоящий ливень, и за воющим ветром и дробью дождя по крыше было едва слышно приемник. Но Роуз подумала, что это намного лучше бомб, и в ту минуту, когда ее голова коснулась подушки, она уснула.