Елена Квашнина - Привет, любимая (СИ)

- Миш, ну, что мы с тобой ссоримся каждый день?

- Не переживай. Пока миримся - все в порядке, - отшучивался он.

Мирились мы с ним по ночам. Засыпали перед рассветом. Крепко обнявшись. Увы, утром все начиналось сначала.

- Нормально с тобой общаться невозможно! - к обеду заводился Рыжий, - Ты совсем не слушаешь!

- Ерунда. Очень даже слушаю. Просто устала.

- Вот Светка никогда не устает меня слушать, - цеплялся он.

- Ну, и катись к своей Светке. Ей не приходится так вкалывать. Ты же ешь, как целое стадо слонов. И кормить тебя надо не один, а три раза в день. И шмотки чистые подавай каждое утро. И чтоб в доме порядок... Я - не Будда. У меня не шесть рук, всего - две.

- Хочешь, я вообще перестану есть? - вдохновенно говорил он с плотоядным блеском в глазах, - Буду питаться одной любовью!

- С ума сошел? - по-настоящему пугалась я, - У плиты хоть иногда вздремнуть можно. А в постели разве поспишь?

Было чего пугаться. Как только за нами закрывалась дверь нашей комнаты, Рыжий превращался в настоящего сексуального террориста. Только ушла куда-то из его ласк нежность. И трепетность...

- Загнал он тебя совсем, - вздыхала тетя Нина.

Так, что я искренне обрадовалась, когда у Мишки появилась новая забава. Рыжий в армии пристрастился к волейболу. И теперь всех вокруг приобщал к любимой игре. Парни рядом с футбольным полем расчистили площадку в лесу. Врыли в землю украденные со стройки железные трубы. И скинулись на сетку. Каждый вечер деревня пустела. Молодежь отправлялась на площадку - играть. Все, кроме меня. Я в это самое время становилась к плите. Готовить вечернюю трапезу.

Рыжий появлялся ближе к ночи, когда совсем уже темнело, и громко требовал:

- Алька! Есть хочу! Тащи ужин!

А перед сном он выгуливал меня за околицей, как собачку. Считал падающие звезды и сочинял дурацкие истории. Порой усталость так одолевала меня, что я, как лошадь, спала на ходу. Мне все чаще хотелось побыть одной, немного отдохнуть. И я не возражала, что он по вечерам пропадал на площадке.

Так бы все и шло своим чередом. Но однажды соседка, Люська Кривая, сливая грязную воду из таза, крикнула мне через забор:

- Аль! Мужик-то твой где?

Я как раз собирала падалицу под яблонями. На носу был яблочный Спас. А мы с теткой всегда к Спасу варили варенье из падалицы.

- В волейбол играет...

Люська была старше меня лет на пятнадцать, имела троих детей, и раньше ко мне никогда не обращалась. Поэтому я не отреагировала. Все внимание сосредотачивала на фартуке, из которого периодически норовили выскочить яблоки.

- А ты чего дома сидишь? - снова крикнула Люська.

Вот неймется-то человеку. В бабы уже записали меня, что ли?

- Да дел много!

- Все дела не переделаешь, а мужика потерять можешь...

- Это как? - я выпрямилась и нечаянно отпустила края фартука. Падалица посыпалась на землю с глухим стуком.

- Запросто! Подружка уведет, - Люська поставила тазик на землю, подошла к забору и навалилась на него могучей грудью, - Все уже говорят...

- Давно говорят? - сердце у меня захолонуло. Просто так говорить не будут. Уж это-то я знала.

- И... хватилась, милая... Почитай, недели три...

Я повернулась и пошла к дому, на ходу снимая фартук.

- Ты что брешешь, Люська?! Глаза твои бесстыжие! - возмутилась тетя Нина, которая, оказывается, стояла на крылечке и все слышала.

- Пес брешет, Нина Санна! А я правду сказала: уведет у нее Светка мужа, - отозвалась Люська, - Вот попомнишь мои слова!

- Тьфу на тебя! - плюнула в ее сторону тетка.

Люська покрутила пальцем у виска и отвалилась от забора. Пошла по своим делам, покачивая внушительным задом.

- Ты не слушай ее, Алечка... Дура она - баба, и слова у нее дурацкие!

"Алечка" вместо привычной "Александры" насторожило. И голосок у тети Нины что-то слишком жалостливый. Я внимательно посмотрела на тетку, и та вдруг отвела глаза в сторону.

- Эй, да ты тоже, выходит, знаешь?

- И не знаю я ничего, и врут все люди, - пробормотала тетя Нина, спасаясь бегством на кухню.

- Нет, постой, - я успела поймать ее за подол, - Садись и, давай, выкладывай.

Тетка покорно присела на ступеньку и опять отвела глаза. Теребила край подола, покряхтывала.

- Ну? Говори! Да говори ты! Не бойся!

- Ну, провожает он ее каждый день.

- Это я и без тебя знаю. Что еще?

- Обнимались они... Люди видели... Ой, Аля, Алечка, ты что? Все мужики - кобели. Мишенька-то у нас еще из лучших. Аля, Аленька, господь с тобой!..

Но я уже не слушала ее. Я бежала в свою комнату. Сбросила затрапезный халат. Надела новый тренировочный костюм, который год берегла.