Алина Ржевская - Позволяю любить

— А такой, — полушепотом отвечает она, — голубенький…

Фраза двусмысленна уже настолько, что смех просто взрывает помещение. Все лежат, Жека окончательно и бесповоротно повержен. У него вытягивается лицо, он беспомощно возмущается:

— Я… это… я не голубой…

Но его никто уже не слушает. Голос Жеки тонет в безудержном хохоте. А Аня уже утрачивает к нему всякий интерес. Ей неинтересен какой-то дурачок-недоросль Женя.

Незабудка — это действительно название цветка, о существовании которого Антон знает. И он действительно голубого цвета. Такого… м-м… бледно-голубого. Невинно-голубого. В принципе, ничего общего с сексуальными неформалами он не имеет, всего лишь банальная игра слов. Ловушка, в которую Жека попался, расставлена не Аней — он сам себе устроил ее своим незнанием таких обыкновенных вещей…

А потом Катя увела всех к себе в комнату.

Может, Аня подала тайный знак? Скорее всего. Она просто дала понять младшей сестре, что устала от общения с «продвинутой молодежью». Да и сама Катя явно решила уже не искушать больше судьбу и потому постаралась избежать худшего по-хорошему. Вопрос: кого же она хотела защитить — Аню от своей не очень умной компании или их — от нее, такой небезопасной?..

Вернувшись в тот день домой, Антон долго не мог уснуть. Он ворочался с боку на бок, выходил на балкон, шатался на кухню попить водички.

Аня не шла из головы.

Закрываешь глаза — и видишь ее. Открываешь — в голове опять, словно черно-белое кино, прокручивается все произошедшее.

Время с того дня потянулось как резиновое, и наваждение не проходило.

Аня снилась ему каждую ночь и всегда представала далекой, недоступной, оскорбительно спокойной и равнодушной. Он в своих снах по-собачьи заглядывал ей в глаза, а они у нее — голубые, как… как… да-да, точно, как цветы незабудки, вот такие у Ани были глаза! И смотрят почему-то всегда сквозь него. Антон поневоле оборачивается назад и за каким-то чертом видит там Жеку, высовывающего фиолетовый язык. Жека, кретин, перестань! Ты и тут умудряешься хвалиться пирсингом!..

Антон спит и спрашивает Аню: «Почему ты смотришь на него, а не на меня?»

Она отвечает рассеянно: «У тебя нет железки в языке. А то я бы смотрела».

Однажды она приснилась ему в белом халате и хирургической маске, только глаза видны. И говорит голосом, очень похожим на Иринкин: «Давайте ему язык отрежем, раз нет аппендицита!»

Ух! Антон проснулся в чудовищном поту.

Порой он был счастлив — ну, так, как можно быть счастливым от того, что Анна приснилась ему в редком хорошем сне. Например, вот она сидит на диване, ноги сложены по-турецки, вся спокойная, расслабленная и задумчивая. Значит, возвратилась с работы уставшая и теперь сидит отдыхает, наверное, поставила чайник. Может, у нее сегодня было много пациентов? Или долго пришлось стоять в операционной?

Он хотел знать о ней все. Но расспрашивать нельзя, это табу. Произнести ее имя вслух — святотатство. Только мысли о ней — как молитва.

Если чего-то очень захотеть, это исполнится — Антон где-то слышал такое утверждение. А услышав, сразу же поверил. Только хотеть, говорили ему, нужно очень-очень сильно. И он жил, охваченный таким страшным желанием, что, казалось, воздух вокруг него сгущался до свинцовой копоти, и становилось трудно дышать. Мечты со временем превратились в бред, бред воспринимался как тягучая реальность, и в конце концов случилось так, что его желание вдруг раз! — и неожиданно материализовалось.

Он ехал в автобусе…

Ха, ну конечно, скажете вы! Как понадобится придумать какое-нибудь более или менее нормальное любовное переживание, так начало ему всегда будет положено в какой-нибудь неубедительной глупости. А стоит довести дело до серьезных любовных приключений (литературоведы сказали бы тут — перипетий), так героев сразу определяют в какое-нибудь распространенное транспортное средство. Например, в трамвай или электричку. В крайнем случае — в поезд дальнего следования.

А можно — в автобус. А что — народу много, шибко друг с другом не побеседуешь, тем более о тонких душевных материях. Зато можно активно обмениваться многозначительными взглядами, а раз двое многозначительно идут «по встречке», то и напрягаться с описанием души прекрасных порывов автору тут особо не надо, читателю и так все ясно. Главное — в перипетиях, блин, разобраться…

Но так уж получилось, что именно в тот день, когда тайна Антона обрела относительную осязаемость, он почему-то ехал именно в автобусе. Наверное, просто потому, что каждый день по два раза — туда и обратно — Антон ездит на автобусе.