Анастасия Орехова - Вкус запретного плода

И Катя действительно появилась, причем на следующий день. Оба они только что сдали экзамены за одиннадцатый класс, хотя она была на два года его старше. Обосновавшись в Крольчатнике, Володя в школе несколько месяцев не появлялся, но там к этому давно привыкли, памятуя, с какой легкостью перескочил он дважды через класс, так что, когда в мае он как ни в чем не бывало вернулся, его допустили к выпускным экзаменам, каковые он и сдал вполне успешно, а теперь размышлял, что ему делать с этой бумажонкой, то ли задницу подтереть, то ли зашвырнуть куда подальше? Учиться нигде он не собирался, ему это было неинтересно. По его мнению, все и так можно узнать без труда, сидя у себя дома, из книг.

В свои семнадцать лет Катя была довольно высокой и полной. С ее фигурой ей прекрасно удавалось скрывать свою шестимесячную беременность от одноклассников и учителей. Марина ей слегка позавидовала.

Одного взгляда на Катю достаточно было, чтобы понять — решение оставить ребенка принадлежат Володе. Катя явно была неспособна принимать какие бы то ни было решения, но Володю слушалась и доверяла ему безгранично.

В школе Катя всегда была круглой троечницей. Тихая, вялая, она производила впечатление не до конца выспавшейся. Но, несомненно, в этой сонной безмятежности крылась особая прелесть. Денис и все остальные постоянно оказывали Кате знаки внимания с той самой минуты, как она здесь появилась.

Все в Крольчатнике сочувствовали ребятам, нежданно-негаданно оказавшимся в таком пиковом положении. Переживали за них, обсуждали на разные лады случившееся, гадали, как же это их так угораздило, прикидывали, чем и как им теперь помочь. Несколько дней Крольчатник гудел, как улей.

И лишь главные виновники переполоха держались совершенно невозмутимо. Казалось, им было абсолютно все равно, тройня у них будет или пятерня. Марина попыталась поговорить с Катей, но сразу увидела, что это бесполезно. Катя, устремив взгляд вдаль, мечтательно проговорила:

— Знаешь, они мне сказали, что это три девочки! Мы с Вовой думаем назвать их Вера, Надежда, Любовь.

Марина в тот день проснулась с ощущением смутного беспокойства. Во сне она видела отца, не полузнакомого Хосе из Мексики, а человека, которого она продолжала называть для себя папой.

Отец сидел за компьютером и с искаженным от ужаса лицом наблюдал за маленьким человечком, мечущимся в отчаянии по экрану, тщетно стараясь убежать от огромных, злобных компьютерных тварей. Человечек бежал то в одну сторону, то в другую, падал, ушибался, снова вскакивал, на пути его вставали стены, а твари росли на глазах и скалили на него острые, лимонно-желтые светящиеся зубы.

Наконец одной из тварей удалось схватить человечка за ногу, тварь сдвинула челюсти, и Марина отчетливо расслышала треск переламываемых костей, немедленно перекрытый леденящим душу воплем. В компьютере что-то щелкнуло, и одна штанина отца неожиданно оказалась пустой. Скользнув взглядом на пол, Марина увидела, что по ковру расплывается огромная лужа пенистой, алой крови. Марина вскрикнула и от собственного крика проснулась.

Она села в постели и по привычке глянула сперва на подушку справа. Подушка была пустая и абсолютно холодная. Ах да, у Сережи сегодня физика, последний экзамен. А завтра у его мамы свадьба, стало быть, и нынче ночью его можно не ждать.

На Марину навалилась тоска: весь день ей предстоит сидеть с детьми, видеть вокруг себя одни и те же рожи, даже вечером ее не ожидает никакое разнообразие. «Попрошу кого-нибудь посидеть с детьми, а сама съезжу на денек в Москву. Давно надо навестить отца. Как он там один, без мамы, справляется? Никогда ведь раньше хозяйством не занимался!» Марине представился пустой, потемневший от жирных пятен кухонный стол. Посередине стоит одинокая банка с килькой в томате. Отец стоя наклоняется над банкой и перекладывает из нее кильки на криво отрезанный толстенный ломоть черствого ржаного хлеба. Кроваво-красные капли томатного соуса падают при этом на стол, где их никто никогда не вытрет. Бр-р!

Марина быстро оделась и сбежала по лестнице вниз. В кухне она нашла Женю, договорилась с ней насчет детей, после чего вернулась к себе переодеться и поспешила на электричку.

День был солнечный и нежаркий. На Марине было Аленино белое летнее платье без рукавов, открывавшее загорелые коленки — льняное, на первый взгляд даже грубоватое, но сидевшее на Марине как влитое.

Марина снова стала тоненькая и стройная, а полная от молока грудь делала ее облик просто неотразимым. Вообще за тот перенасыщенный событиями год Марина необычайно похорошела, превратившись из девочки-подростка в молодую женщину. Она теперь куда больше походила на свою покойную мать. Впрочем, сама Марина об этом не знала: в последнее время с ней стали происходить странные вещи, вдруг обнаружилось, что она никак не может вспомнить маминого лица. Это очень путало Марину, она надеялась взять сегодня у отца мамины фотографии.