— Все? Или вы хотите что-то посмотреть в этом зале?
— Да, — Алле не захотелось вдаваться в объяснения. Тем более, что кресла с пуфиками и уютные диванчики ее тоже интересовали. — Пожалуй, я выберу кое-что для гостиной…
— Пожалуйста, — девушка с профессионализмом экскурсовода обвела рукой зал, — если вам понадобится моя консультация, я буду неподалеку.
Пластмассовая табличка с именем и фамилией, приколотая на лиф платья, скромно и с достоинством сверкнула в матовом свете авангардных точечных светильников, словно деликатно давая понять покупателю, как следует обращаться к консультанту. «Киреева Оксана», — про себя прочитала Алла. — «Оксана… Я бы предпочла любое другое имя. Хотя, впрочем, какая разница?»
Кроме нее, в царстве кресел и пуфиков прохаживалась молодая супружеская пара, тоже выбирала мебель для гостиной. Девушка в коротком трикотажном платье на секунду замерла, окидывая взглядом зал и задумчиво постукивая носком туфельки о пол, а потом решительно направилась к пестренькому и веселенькому диванчику с деревянными подлокотниками. Видимо, маршрут этот повторялся уже раз в третий или четвертый, потому что супруг, явно измученный бесконечным хождением по магазину, негромко и обреченно заскулил:
— Витка, если хочешь купить эти деревяшки, — покупай. Только давай уже в темпе!
— Почему это деревяшки? — беззлобно возмутилась Вита. — По-моему, выглядит очень даже шикарно. Италия, стилизация под восемнадцатый век! Чем тебе не нравится, я не понимаю?
— Всем нравится, — с покорностью оловянного солдатика кивнул муж. — Покупаем!
— Нет, ты скажи, чем не нравится? Пока не объяснишь, я с места не сдвинусь.
Парень притворно захныкал и застонал, как больной ребенок:
— Ну всем нравится, всем… Если начистоту — ножки не нравятся!
— Почему ножки? — Вита, не глядя, подала мужу сумочку и присела на корточки. Алла, невольно привлеченная их разговором, с легкой завистью отметила, что талия у нее тонкая, а бедра достаточно округлые. Алый тонкий трикотаж плотно обтянул ладную фигурку, и на спине слегка обозначилась узенькая полоска лифчика. Парень перевел взгляд со спинки диванчика на попу жены, и в глазах его блеснули одновременно и озорство, и желание.
— Так чем тебе не нравятся ножки? — снова переспросила Вита, заглядывая под самое донышко дивана, видимо, рассчитывая именно там найти скрытый дефект. Муж злорадно улыбнулся и объяснил:
— Я просто представляю себе, как ты выходишь из ванной в своем махровом халате без пояса, садишься на этот диванчик, ну как ты любишь. Я сажусь рядом…
Дальше он зашептал жене на ухо, и до Аллы донесся только обрывок фразы: «А тут ножки ка-ак…» Все стало понятно и без комментариев благодаря смущенной улыбке Виты и вырвавшемуся у нее негромкому смешку… Алла поспешно отвернулась и с преувеличенным вниманием принялась рассматривать уродливое кресло-лягушку, казалось, созданное для того, чтобы, сидя в нем долгими одинокими вечерами, бессмысленно пялиться в телевизор. Ей почему-то казалось, что продавщица Оксана в малиновой униформе смотрит на нее сейчас насмешливым и понимающим взглядом…
В результате она заказала с доставкой на дом на завтра неплохой кухонный гарнитур с минимумом наворотов. Продавщица, видимо, получающая процент с прибыли, крутилась рядом с кассой и радостно щебетала что-то про «дуб», «массив», «ручную работу» и «безупречный вкус». Алла же думала только о том, как доберется сейчас до дома, залезет в ванную с прохладной водой и долго-долго будет лежать и смотреть в потолок с пожелтевшей известкой. Да и какая, впрочем, разница: евроремонт в ее квартире или полный разгром? Все равно некому, кроме нее самой, порадоваться приготовленным немецким обоям и новому кухонному гарнитуру, некому посетовать на слишком хрупкие ножки дивана, некому… Зачем же вся эта блажь и суета? Зачем эти безумные деньги? Алла смотрела, как кассир долго и тщательно отсчитывает сдачу, и чувствовала, как к горлу подкатывает неудержимое отвращение к этой растущей на пластмассовом прямоугольном блюдечке груде дензнаков.
Машину она поймала на выходе из магазина. Кавказец лет сорока пяти — пятидесяти, сидевший за рулем, поначалу робко косился на нее, но ближе к дому все-таки осмелел.
— Ви такая красывая жэнщина! — произнес он с характерным акцентом. — А такая грустная! Зачэм грустить? Надо улыбаться! Конэщно, люди нашего с вами возраста плохо переносят такую жару, но нэльзя же совсэм раскисать! Давайтэ с вами посидим, выпьем хорошего вина… Нэт, нэ дома, в ресторане, конэщно же…
Читать дальше