Костя молчал.
— Что делать, — наконец нарушил затянувшееся молчание отец. — Некому возить. Мы много работаем с тобой, Катя… Авось обойдётся. Встречать будем вечерами.
— Нет! — сказал Костя. — Я вырос. Я сам. Здесь всего одна остановка на метро, всего один автобус.
Ему никто не ответил. В доме что-то неуловимо изменилось. Теперь он будет свободен, а свободен — это значит, вместе с Дашей!
Три года прошли как во сне. Наконец он досыта занимается математикой!
Он привык к общей дороге с Дашей и Шурой в школу, к толкучке в метро и автобусах, когда Дашины волосы нечаянно касаются его лица, привык к близкому её дыханию, к её ежедневным рассказам о Васюке: как он у знакомых выпрашивает радиодетали, как просиживает целые дни с паяльником, как учится играть на гитаре, как вырезает из дерева фигуры и пропитывает их олифой. Даша звала брата не иначе как «мой Эдисон».
Если бы Костю спросили, счастлив ли он, он бы удивился: разве не видно этого по его сияющей физиономии? У него есть Даша, Шура и Глеб.
Глеб замучил Костю вопросами, которые раньше не приходили в голову: какова ценность человеческой личности в вечности, что значит жизнь и смерть? «Понимаешь, когда-то, например в эпоху Возрождения, вот так же, как мы с тобой, стояли друг против друга совсем не похожие на нас люди, но так же, как и мы, не могли расстаться и решали те же самые вопросы, что и мы. Здорово, да?» — спрашивал Глеб, а у Кости замирало сердце, как когда-то в тёмном пустом доме: значит, и его когда-нибудь не будет, как нет сейчас, совсем нет тех людей, которые жили в эпоху Возрождения?
Глеб любил говорить о смысле жизни. «Жизнь одна. Прожить её нужно, как ты сам хочешь, а не как хочется кому-то, чтобы ты прожил». Не раз затевал он подобный разговор, и каждый раз в голосе его чудилась Косте грусть. А в тот день у метро, когда они лизали мороженое, неожиданно спросил:
— А если человек ничего не имеет за душой… что ему делать?
Голос Глеба так тонко скрипел и так жалок был весь его вид, что Костя осторожно спросил:
— Ты чего? Тебя кто-то обидел?
Глеб деланно рассмеялся:
— Меня? Кто тебе сказал такую глупость? — И вдруг добавил: — А я тебе, Коська, очень завидую. — Хлопнул его по плечу и побежал в метро, не дожидаясь его.
Чему Глеб позавидовал? О чём болтал? Долго Костя стоял около метро, забыв о мороженом, оно таяло и капало на асфальт.
Глеб ни на минуту не давал Косте расслабиться — тревожил новыми вопросами и загадками.
Школа стала для Кости главной жизнью. Как он обрадовался, когда было решено всем классом поехать в Брест, к пограничникам! Но тут же понял: родители не отпустят ни за что. Ребята обсуждали программу, предлагали стихи и песни под гитару, он же искал доводы, способные убедить родителей.
Домой плёлся целую вечность. Девчонки приставали, спрашивали, почему он такой мрачный. Кош молчал.
Не решаясь прямо заговорить с родителями, начал атаку по-своему: стал ходить по магазинам, чистить картошку, даже отнёс как-то белье в стирку. Родители сперва удивлялись, а потом умилялись. Они расценивали перемены в Костином поведении по-своему.
— Вырос наш мальчик! — резюмировал папа.
В одну из мирнейших минут, за бабушкиным тортом, Костя осмелился заговорить о Бресте.
Мама решительно воспротивилась:
— Раз хочешь, поедем летом, в хорошую погоду Да мы сами тебе всё покажем!
— Я хочу с классом. — Костя едва сдержался, чтобы не нагрубить.
— Как же мы останемся без тебя? Нет, решительно нет.
— Так что же, я теперь должен всегда жить возле вас? — Костя так устал от спора, что неожиданно заревел.
Родители перепугались, и Костя поехал в Брест.
О Торопе разговора не было.
Как он ждал Торопы! Целый месяц рядом с Дашей! Да это даже не снилось ему. Повезло с самого начала: им с Дашей и Шурой поручили подсчитать, сколько и каких нужно взять продуктов, по сколько рублей собрать с каждого. Впервые Костя решился пригласить девочек к себе.
Чуть не бегом примчался домой. Вылизал комнату до блеска. Детский столик с игрушками и стульчиком засунул в кладовку. Хотел было завесить цветную стенку, да не придумал чем. Уроки делать не мог — прилип к окну, боясь пропустить Дашу. Бабушка напекла специально для этого случая пирожков с орехами и изюмом, их сладкий запах кружил голову.
Дашу он пропустил, не заметил, как она вошла в подъезд, вздрогнул, когда зазвенел звонок. И вдруг ноги прилипли к полу.
— Костенька, к тебе, — услышал он ласковый бабушкин голос, хотел было пойти в переднюю и не смог — остался стоять у окна.
Читать дальше