Юлия Снегова - Карнавал страсти

— Она тебе правда понравилась? — совсем по-детски спросил Дмитрий.

— Еще бы! Я хорошего человека нутром чую.

— Иногда я думаю, что она морочит мне голову. Не могу понять, что же ей от меня нужно на самом деле?

— В самом деле не можешь понять? — засмеялся Лева.

— Ну да.

— Да она по уши в тебя влюблена, и нет никакой другой причины. Уж поверь мне!

В этот момент дверь кухни с шумом распахнулась, и перед мужчинами предстала Левина жена. Вид у нее был несколько растерянный и даже виноватый.

— Что случилось? — сразу же насторожился Лева.

— Ты знаешь, — издалека начала Людмила, — Митина подружка…

— Что с ней? — Дмитрий подошел поближе.

— Ну, в общем, она ушла.

— Куда? — хором воскликнули мужчины.

Леве пришлось устроить жене настоящий допрос, пока она не рассказала, что на самом деле произошло между ней и Настей. В качестве вещественного доказательства был представлен злополучный томик Блейка.

— И ты ей сказала, что книгу нельзя хватать грязными руками? — в ужасе переспрашивал Лева.

— А что тут такого, — с виноватой агрессией оправдывалась Людмила, — ведь это твой любимый поэт. Неужели тебе понравилось бы читать книгу с отпечатками ее жирных пальцев?

— Слушай, ты, — заговорил Лева, и Людмила тут же словно съежилась от страха, — если гость захотел посмотреть книгу, да пусть у него руки хоть в дерьме будут, хозяева все равно не вправе ему отказать! — Лева был внук грузина, он унаследовал от своего деда уважение к законам гостеприимства и любовь к цветистым фразам. — Чмошница! — он неожиданно назвал жену любимым словом своей бабки, простой работницы табачной фабрики имени Урицкого.

Дмитрий не сказал ни слова. Он готов был разорвать в клочья эту глупую и заносчивую бабу, но решил, что Лева и так был достаточно безжалостен к ней.

Злополучный Блейк был торопливо брошен в сумку, и мужчины ринулись на поиски беглянки.

— Как ты думаешь, где она может быть? — спросил Лева.

— Надеюсь, что у меня дома, — ответил Дмитрий. Он вдруг понял, что страшно боится потерять Настю.

«А вдруг она обиделась и уехала, — с чувством полной безысходности подумал Дмитрий, — к тому же и я, дурак, вел себя с ней не лучшим образом. Да нет, не может быть, не могла она уехать из-за этой дуры. Не такой у нее характер».

Вдруг Дмитрий понял, что он и представления не имеет о том, какой у Насти характер, что она любит, а что нет, чего она боится и о чем мечтает. А вдруг он этого так никогда и не узнает? Дмитрию стало страшно.

Дома Насти не оказалось, но все ее вещи были на месте.

— Может быть, ты пойдешь? — предложил Дмитрий, — зачем тебе тут торчать.

— Подожду, — коротко ответил Лева, — не хочу оставлять тебя одного. Лучше расскажи мне по порядку, как ты с ней познакомился и что ты о ней знаешь.

Часа полтора Настя бесцельно бродила по городу. Сначала от злости и обиды она вообще ничего не замечала вокруг. Огни машин, лица людей, белые шары фонарей — все это смешалось в беспорядочное, раздражающее мелькание. Потом Настя немного успокоилась и вновь обрела способность думать и воспринимать окружающее. Она пришла в себя на набережной канала Грибоедова около знаменитой церкви Спаса на Крови. Настя подошла к необыкновенно красивой садовой решетке, ее кованые цветы можно было часто увидеть на фотографиях городских достопримечательностей. Настя осторожно потрогала медный, с прозеленью лепесток и вздохнула.

«Надо научиться держать себя в руках, — подумала она, — нельзя приходить в ярость из-за какой-то ерунды, нельзя распускаться. В конце концов, раз я сама выбрала себе роль незамысловатой провинциальной дурочки, то, значит, должна ее играть до конца. Но не навсегда же. — Настя в задумчивости спустилась по ступеням к самой воде и села на темный прохладный камень. Поверхность канала казалась совершенно гладкой, похожей на туго натянутый шелк. Дунул легкий ветерок, и вода недовольно поморщилась. — Когда-то же я должна буду рассказать ему всю правду. И что будет тогда? Не знаю. По крайней мере, сейчас этого делать нельзя. Надо, чтобы наши отношения устоялись, чтобы Митя если не полюбил меня, то хотя бы по-настоящему привязался ко мне. Тогда ему уже будет неважно, кто я сама и кто мои родители».

Настя опустила пальцы в прохладную воду, потом резко поднялась и поспешила домой.

— Привет, — бодро заявила она с порога. Ее злость и обида почти улетучились, вернее, Настя прочно заперла их в самом отдаленном уголке своей души.