Юлия Снегова - Карнавал страсти

— Как это? — удивилась Настя.

— До армии мне снились очень яркие сны, с музыкой, иногда с полетами. А после вообще сниться перестали.

— И сейчас не снятся?

— Редко и всегда черно-белые. Я иногда завидую тем, кто не утратил эту способность, и чувствую себя сейчас обделенным. Вот скажи, тебе же наверняка цветные сны снятся?

— И еще какие! — не без гордости ответила Настя. — Совсем как тебе раньше, с музыкой, с полетами. Слушай, а может быть, все еще вернется к тебе? И ты опять будешь видеть яркие сны.

— Не думаю, — вздохнул Дмитрий, — и потом, это самая ничтожная из всех моих потерь. Чего уж горевать о снах, когда жизнь течет, как песок между пальцами.

Два дня промелькнули, как один из тех ярких снов, о которых говорил Дмитрий. На третий день сон стал черно-белым. Солнце с самого утра отказалось появляться на небе. Вместо него показались тяжелые серые облака, к середине дня зачастил мелкий нудный дождь из тех, которые могут тянуться сутками.

С Дмитрием тоже что-то случилось. Его лицо словно потухло. С самого утра он выглядел напряженным, чем-то обеспокоенным. На Настю навалилось непреодолимое чувство вины, она вдруг почувствовала, что мешает Дмитрию, и он не знает, что с ней делать дальше.

— Слушай, — сказал Насте Дмитрий после завтрака, когда мыл чашки, а она сидела в кресле, пытаясь читать газету, забытую кем-то из его гостей, — меня беспокоит одна вещь. Может быть, конечно, это не мое дело, но, поскольку я тебя старше, то считаю своим долгом позаботиться и об этом.

— О чем ты? — испуганно спросила Настя. После такого глубокомысленного предисловия ей стало не по себе.

— Ты знаешь, отчего бывают дети?

— О, Господи, ты об этом, — с облегчением рассмеялась Настя, — ну, конечно. Ты боишься, что я забеременею?

— Да! — с силой произнес Дмитрий. — Ты только не обижайся. Ты говоришь о своей любви, тебе кажется, что это никогда не кончится, что я навсегда останусь для тебя прекрасным принцем. Но я-то знаю, что иллюзии имеют свойство таять…

— А если это не иллюзия? — перебила его Настя.

— Даже если это не иллюзия, все равно нужно думать о будущем. Неужели ты не понимаешь, что, если ты забеременеешь, мы превратимся в заложников друг друга? — Дмитрий невольно повторил фразу, которую говорила ему когда-то Марина. — Или ты хочешь угробить свое здоровье на столе для абортов?

— Знай, — неожиданно жестко произнесла Настя, — аборт я не стану делать никогда. Я еще слишком молода, чтобы иметь много принципов, у меня есть всего один — я считаю, что аборт нельзя делать ни при каких обстоятельствах! Правильней убить соперника в честном бою, когда ты знаешь, что он может дать тебе отпор, чем избавляться от ребенка, который виноват только в том, что пришелся не ко времени.

Дмитрий вынужден был опуститься на табурет. Ему стало нехорошо. Примерно те же самые слова семнадцать лет назад он слышал от Жени, и теперь у него появилось ощущение, что к нему вернулся его старый кошмар. Тогда он был молод и не потерял еще способности ловиться на красивые фразы, произнесенные с горячностью и пафосом юности. Но второй раз он не даст себя заарканить таким глупым способом!

— С твоим моральным кодексом я теперь знаком, — жестко, в тон Насте, ответил Дмитрий, — познакомься теперь с моим. Вернее, с его отсутствием. Похоже, что у меня вообще не осталось принципов, как-то за ненадобностью они все исчезли сами собой. Я хочу, чтобы ты знала. Если ты сейчас забеременеешь, самое большее, что я смогу сделать для тебя — это оплатить твой аборт. Можешь считать меня подлецом, но я думаю, что операцию по избавлению от иллюзий нужно начать как можно быстрее.

Настя слушала его с чувством полной нереальности происходящего. Слова Дмитрия доходили до ее сознания как сквозь толстый слой ваты. Неужели ее любимый, человек с горячими глазами и теплым голосом, мог говорить такие ужасные вещи. Самое страшное во всем этом было не то, что он выглядел каким-то уж редким подлецом, а то, что оказался таким же, как все. Сознание того, что ее избранник ничуть не отличается от любого существа мужского пола, озабоченного только тем, как бы не взвалить на себя хоть какую-то ответственность, было самым невыносимым. Надо каким-то образом развеять этот кошмар, иначе Настя не сможет оставаться рядом с Дмитрием.

— Успокойся, — произнесла девушка мертвым голосом, — я что-нибудь придумаю. Сейчас я не могу забеременеть и не допущу этого потом. Ребенка не будет, — эта фраза прозвучала, как заклятие, и Насте стало страшно.