Читра Дивакаруни - Дворец иллюзий

Дхри достал из ножен свой меч и расправил плечи. Карна навел свой лук — он единственный выбрал это оружие, чтобы стрелять в мишень — на грудь моего брата. Его глаза были красивы, грустны и решительны — глаза человека, который всегда попадает в то, во что целится.

Мое сознание затуманилось, и я помню лишь одно: я бессознательно отступила от огня, и Дхри сжал мою руку. Он был первый, кто полюбил меня. Все стиралось перед этим: дрожь при первом взгляде на Карну и оцепенение, которое охватило меня, когда он отвернулся в гневе.

Позже некоторые будут хвалить меня за храбрость, которую я проявила, поставив выскочку-сына колесничего на свое место. Другие назвали меня надменной, посчитав, что мое отношение к человеку зависит от его касты. Они скажут, что я заслужила все испытания, которые выпадут на мою долю. Однако другие будут восхищаться мной, потому что я была верна дхарме, что бы это ни значило. Но я сделала это только потому, что не могла допустить, чтобы мой брат погиб.

Могут ли наши действия изменить нашу судьбу? Или же они — песчинки в трещине дамбы, которые всего лишь оттягивают неизбежное? Я спасла Дхри, и он мог продолжать совершать героические и ужасные поступки. Но не так просто избежать смерти. Когда она придет к Дхри еще раз, я пожалею, что спасла ему жизнь на празднике сваямвары, где, по крайней мере, он мог умереть достойно.

Лишь в одном я уверена: что-то изменилось в тот момент, когда я задала Карне вопрос, который, как я знала, больше всего принесет ему страданий. Единственный вопрос, который заставит его положить свой лук. Когда я шагнула вперед и взглянула в глаза Карны, я увидела в них свет — восторга ли, желания или зарождающейся любви — я не знаю. Если бы я была мудрее, я бы подарила ему надежду на любовь, и таким образом мне удалось бы смягчить опасность момента, значимость которого я тогда даже не могла себе представить. Но я была молода и слишком испугана, и сказанные мной слова (слова, о которых я буду сожалеть всю жизнь) потушили этот свет навсегда.

Мои ноги истекали кровью. Я никогда не ходила босиком по улицам, усеянным колючками и камнями. Я смотрела на человека, быстро идущего впереди меня, на его недорогую белую накидку, покрывающую гибкую спину, и думала: неужели это тот человек, которого я ждала. Только час назад я надела на его шею свадебный венок. Беспощадное солнце пекло так сильно, что кружилась голова. Мы не разговаривали с тех пор, как покинули дворец. В горле у меня пересохло. Согласно свадебному обряду я ничего не ела весь день, а после церемонии мой муж отказался остаться на праздновании в честь свадьбы, причем довольно дерзко, на мой взгляд.

— Я должен вернуться к семье, — сказал он. — Они будут беспокоиться.

В ответ на расспросы моего отца он заявил, что не имеет права рассказывать о своих близких и называть свое имя.

Отец едва сдерживал себя.

— Позволь нам пригласить твою семью присоединиться к нам, — сказал он. — Они могут жить в любой части дворца, какую выберут. Как-никак, согласно брачному договору, половина королевства — твоя.

Мужчина сказал, что ему не нужны дворцы. Он попросил, чтобы я избавилась от моего пышного убранства, совершенно не подходящего для жены простого брахмана. Служанки принесли мне хлопковое сари. Я протянула рыдающей Дхаи-ма свои золотые украшения, оставив лишь ожерелье из ракушек, которое он одел на меня.

— Тогда позволь нам дать тебе колесницу, — в ужасе вскричал мой брат. — Панчаали не привыкла…

— Теперь она должна научиться, — резко перебил его мой муж.

Каждый шаг по неровной, источающей жар тропинке отзывался нестерпимой болью. Я была слишком горда, чтобы попросить замедлить шаг, даже когда я споткнулась и упала. Пробившись через тонкое сари, галька оцарапала мне колени. Царапины покрывали мои ладони. Я кусала губы, чтобы скрыть слезами боли слезы, появлявшиеся от обиды, вызванной равнодушием мужа. Внутренний голос говорил мне: «Карна бы никогда не позволил тебе так страдать». Но это не было правдой. Если бы он увидел меня сейчас, он бы рассмеялся от взыгравшего в нем безжалостного удовлетворения.

Я встала, стиснув зубы. «Я могу преодолеть это», — сказала я себе. Но как же мне было больно! Я не хотела мириться с таким унижением. Я была женщиной. И я должна была направить свои силы совсем на другое.

Я увидела дерево баньяна в стороне от дороги и села в его тени. Вытянув ноги, я пыталась не замечать боль, пульсирующую во всех конечностях. Это даже хорошо, что я так устала. Моя усталость, словно щит, защищала меня от страха. Что подумает муж? Я глубоко вздохнула и скрестила руки. Я выжидающе всматривалась в его удаляющуюся фигуру, чтобы увидеть, как скоро он заметит мое отсутствие и что он тогда сделает.